Больше никаких признаний - страница 5

Когда я не отвечаю на вопрос, мама идет к нашему расшатанному пластиковому столу с металлическими ножками, на котором еще стоят тарелки после ужина, и опускается на винтажный красный стул из винила. Она поднимает очки на лоб и закрывает ладонями глаза. Она всегда забывает, что у нее накрашены глаза, а я обычно напоминаю ей об этом, но не сейчас.

Просто скажи, куда ты ездила на моей машине без разрешения.

Я сажусь напротив, а виниловый стул скрипит в знак протеста или предупреждения, чтобы я не делала того, что собираюсь. И все же я делаю это.

— Я ездила к Джейми.

Она убирает руки от глаз, чтобы посмотреть на меня.

— К нему домой? — спрашивает она.

Качаю головой.

— Ты была в «Dizzy's»? И тебя туда пустили?

— Я сказала парню у входа, что мне нужен Джейми на пару минут. Не думаю, что они меня пустили, чтобы я там выпивала, логически обосновываю я свое решение умолчать о поддельных документах.

Все равно у меня их больше нет. Так зачем ее тревожить еще сильнее?

Она ошарашенно качает головой.

— Тебе шестнадцать, Роуз. Нет таких обстоятельств — ни одного — при которых ты можешь находиться в баре. Никакой машины на две недели. И если я узнаю, что твоя нога еще раз ступила в это место, или что ты виделась с Джейми, ты будешь сидеть под домашним арестом, пока не окончишь школу.

Я легко отделалась, но я впиваюсь взглядом в стол и молчу, потому что не хочу, чтобы она узнала всю правду.

— Я думала, мы решили, что ты будешь держаться на расстоянии от Джейми.

Не очень хорошо помню, что происходило между моментом, когда мама рассказала мне про видео, и когда я оказалась в очереди перед «Dizzy's». Но точно знаю, что разговор с Джейми за один миг стал для меня вопросом жизни и смерти.

— Мне казалось, он знает, как поступить. С просмотром.

— И что он сделал?

— Выяснилось, что он не заинтересован в разговорах со мной.

Когда она снова заговаривает, в ее голосе звучит сомнение.

— Так ты его еще не смотрела?

— Нет. А ты? — вопрос вырывается прежде, чем я успела его обдумать.

Она разглядывает свои руки, прижатые к столу, как будто не узнает их.

Она смотрела его. Моя мама смотрела. Одна.

Может, если я спрошу ее о нем, у меня не будет искушения зайти в интернет и свести на нет весь мой двухлетний прогресс в области управления гневом, паническими атаками и неконтролируемым воображением. Но когда ее руки медленно поднимаются со стола, чтобы прикрыть рот, словно она боится, что происходящее внутри нее выйдет наружу, я понимаю — спрашивать ничего не буду.

Я мягко беру ее запястья и держу их в своих руках.

— Дыши, мам, — шепчу я.

Ее голубые глаза встречаются с моими, и я вижу, как ей тяжело от того, что я ее утешаю, а не наоборот. Но ведь именно она посмотрела видео этого придурка, а не я, и, к несчастью для нее, не существует правил и книг по самопомощи для таких ситуаций. Не успеваю я об этом подумать, как у меня в голове совершенно неуместно выскакивает название: «Что делать, когда кто-то снимает гибель твоего мужа на смартфон: руководство».

Думаю, наш мозгоправ Кэрон имела в виду именно это, когда говорила, что скорбь не линейна — она просто окружает тебя со всех сторон. А еще, как говорила Кэрон, иногда все, что ты можешь сделать — дышать и существовать, и этого достаточно. Так мы с мамой и делаем. Сидим, вдыхаем и выдыхаем.

Открывается входная дверь, и мама поднимает взгляд на часы. Мы с ней слышим, как Холли бросает ключи на подставку, снимает стучащие туфли — сабо и направляется на кухню под аккомпанемент своих звенящих серебряных браслетов. Мы обе привыкли к этому звуку за последние несколько месяцев, он успокаивает.

В прошлом году подозрительно милая Холли Тейлор и ее папа Дирк переехали в Юнион из Лос-Анджелеса, чтобы он в течение года преподавал драматическое искусство в Йеле. Холли из той редкой породы девочек, которые приятны в общении настолько же, насколько красивы. Мы с Холли подружились, а потом моя мама начала встречаться с Дирком. Я не была фанаткой Дирка. Несмотря на то, что он известный киноактер (или как раз поэтому), он вел себя как полный дебил. Плюс еще один его маленький недостаток — он не был моим отцом. Но он сделал маму счастливой. Я давно не видела ее счастливой, поэтому я переступила через себя и постаралась ее поддержать. Когда закончился учебный год в Йеле, он уехал в Лос-Анджелес на съемки телешоу, но Холли не захотела покидать Юнион. Мама сказала Дирку, что она может жить с нами, и он согласился, хоть и не был в восторге от этой идеи.