Больше собственной жизни - страница 14

Разве что душ, подумал он. Надо взять себя в руки, заговорил в нем наконец здравый смысл.

— Ничего. Спасибо. — Он прокашлялся и снова покачал головой. — Чего я действительно хочу, так это объяснений насчет этого парня, Краудера.

— Я не должна тебе ничего объяснять, Коб Гудэкр. И моя личная жизнь тебя больше не касается. — Она пожала плечами. — Три года назад ты потерял право на такого рода вопросы.

Роль жестокосердой ведьмы ей так же подходит, как его сапоги малышу на листовке.

— Я понимаю, Алиса, что ты мне ничего не должна, — прошептал он.

— Ошибаешься, Коб. — В голосе ее зазвучала привычная мягкость. — Я должна тебе гораздо больше, чем ты думаешь. Но это потом. А сейчас позволь мне начать с извинений.

— С извинений? — Он подался вперед. — За что?

— Я солгала. — Скрестив на груди руки, она смотрела вдаль. — Шелби Краудер для меня не больше чем деловой партнер.

— Подумаешь, новость!

— Ты знал?

— Я работаю с быками, дорогая, потому, что хорошо умею это делать, а не потому, что чересчур тупой для другой работы.

— Я никогда не называла тебя тупым, Коб. — Алиса недоуменно пожала плечами. — Но и тактичным я бы тебя не назвала. Удивительно не то, что ты знал, а что прямо не сказал мне.

— Ты хотела, чтобы я пришел, — напомнил он.

ЧТОБЫ ОН ПРИШЕЛ? Еще пару дней назад от такой возможности у нее бы закружилась от счастья голова. И вот Коб у нее в доме, а она чувствует лишь раздражение и неуверенность. Даже как будто подташнивает. Она тряхнула головой и стала серьезной. Ладно, хватит ходить вокруг да около.

— Коб, я изменилась… Изменилась и моя жизнь, — проговорила она, сделав пару шагов, чтобы опереться на покрытую салфеткой спинку кресла, стоящего напротив кушетки, где сидел Коб.

— Вижу, Алиса. Ты выглядишь по-другому и ведешь себя иначе. — Он положил шляпу рядом с собой. — Лучше владеешь собой.

— Спасибо. — Ей тяжело было смотреть на него, и она перевела взгляд на окно, залитое ослепительным солнечным светом. — Но есть и другие перемены, которые не столь очевидны.

Его взгляд обжигал, и она не могла заставить себя посмотреть ему в глаза.

Долгими ночами Алиса обдумывала, как объясниться с мужчиной, которого любила, но жить с которым не хотела. Она помолчала, давая стихнуть старой обиде. Открывая Кобу правду, она должна это сделать без слез и упреков. Пусть увидит ее сильной, самостоятельной женщиной, а не слабой сентиментальной девушкой, какую ожидал встретить.

Алиса рассматривала шторы, камин, брошенный плед, наконец перевела взгляд на стоявшую в углу пару отделанных змеиной кожей сапог.

— Коб? Знаешь, что листовка, которая у тебя… та, где фотография малышки в твоих ковбойских сапогах…

Он проследил за ее взглядом.

— Эге, мои сапоги.

Коб медленно поднялся. Алисе показалось, будто зубы у него скрипнули. Сощурившись, она следила, как скованно он ковыляет по комнате. Вот он остановился возле сапог и глубоко вздохнул. Медленно, дюйм за дюймом приседая, он опустился на колени и смог наконец погладить видавшие виды голенища.

Несмотря на растущую тревогу, Алиса, словно загипнотизированная, следила за его сильными грубоватыми пальцами, которые когда-то с такой необычайной нежностью ласкали ее кожу, что от одного воспоминания дрожь пробегала по телу.

— Давно это было, — хрипло прошептал Коб.

— Безусловно. — Алиса потерла ладонью покрывшиеся гусиной кожей руки. — Очень давно.

Он поднял голову и повернулся к ней в профиль. Неужели услышал в ее голосе затаенное желание?

Коб взял сапоги и медленно поднялся. Нога слегка подвернулась. Он стиснул зубы, и шрам на загорелой коже проявился, будто на пленке. От вздутых на спине мышц тонкая ткань рубашки пошла морщинами между лопаток.

— Эти сапоги видели меня в лучшие времена… Они были на мне в ту ночь, когда мы сошлись. — Он выговаривал эти слова, будто нащупывал брод.

— Я… помню. — Алиса так вцепилась в спинку кресла, что онемели пальцы. Если Коб поймет, что у нее еще осталось к нему чувство, она пропала. ПРОПАЛА!

Воспользовавшись тем, что у них общий ребенок, он попытается нажать на нее и добиться примирения. Уже сейчас ее тело стонет от мучительного желания близости. Нельзя поддаваться этому соблазну, иначе вся ее уверенность в себе и отвага, которые она так долго воспитывала в себе, рухнут.