Большие Поляны - страница 4

Уфимцеву очень хотелось убедить брата, рассказать ему, как он ошибается, видя свое благополучие лишь в зерне на трудодни.

— Вот ты говоришь: мал аванс, — обратился он к нему. — И я говорю: мал, надо переходить на денежную оплату. А где взять денег? От того же животноводства! Будут корма — будет у нас и мясо, и масло, и шерсть, значит, будут и деньги колхозникам. Да не по пятьдесят копеек, а, может, по пять рублей. Гарантированных!

Максим снова безнадежно махнул рукой:

— Знаем... Слыхал.

Микешин посмотрел на братьев — на встревоженного Егора, на злого, нахмуренного Максима, — и решил их примирить.

— Послушай, Максим Арсентьевич, — начал он, — и вы слушайте. Хочу я вам одну сказку рассказать. Было, говорят, у мужика трое сыновьев. Ну, дело к старости, приболел он, сам работать не может, позвал их к себе и говорит: «Вот, детки мои милые, даю я каждому из вас по возу зерна, начинайте самостоятельную жизнь. Только чур — через год вернуть мне это зерно полностью». Хорошо. Послушались сыновья отца, взяли по возу зерна, начали самостоятельную жизнь. Долго ли, коротко ли время шло — проходит год, вызывает отец первого сына, спрашивает: где зерно? А я, говорит, тятенька, его на муку смолол, лепешки пек да с маслом ел, больно вкусные были лепешки! И все съел? — спрашивает отец. Нет, говорит, маненько еще осталось... Ладно. Вызывает он второго сына, спрашивает: а у тебя где зерно? Посеял, отвечает, урожая жду, уродится — верну долг, не беспокойся. Вызывает он третьего сына, опять спрашивает: где зерно? А я, говорит, тятенька, полвоза зерна продал да поросят купил, остатным зерном их кормил. А после свиней продал, три воза зерна купил. И тебе привез, за воротами стоит.

— Слыхал, Максим Арсентьевич, — запылал Кобельков. — Не дурак у мужика третий сынок был. Знал, откуда доходы бывают.

— Давайте, начинайте, — нехотя, сквозь зубы, проговорил Максим. — Хозяева!..

Он повернулся, взял лопату и пошел. Уфимцев смотрел ему вслед. Вся ссутулившаяся фигура Максима — в старом заношенном пиджаке, в лоснящихся на заду брюках и в широких кирзовых сапогах — выражала обиду.

Уфимцеву жалко стало брата, жалко и обидно, что тот не захотел понять его.

«Но нет, каков Векшин!» — снова подумал Уфимцев.

Он поднялся с бревна, скупо кивнул колхозникам, сказав: «Пока», торопливо завел мотоцикл. Подъехав к дороге, остановился на миг, посмотрел в сторону посветлевшего, ставшего близким леса, потом в сторону села, скрытого пригорком, и решительно повернул назад.

«Успею, завтра съезжу, — успокоил он себя. — А сейчас — разыскать Векшина...»

А в лесничество следовало ему попасть непременно сегодня. Не зря тетя Маша бросала эти прозрачные намеки насчет наказов жены. Вчера, перед отъездом на станцию, у них с Аней произошел неприятный для него разговор.

Еще прошлым летом они стали поговаривать о строительстве дома — в селе недоставало квартир. Жить у тети Маши было тесно, неудобно, хотя она и отдала им чистую половину, а сама с дядей Павлом ютилась в передней.

Зимой Уфимцев купил в лесничестве сруб и по санному пути перевез его в село. Сруб стоял в нижнем конце улицы, около пруда. Место нравилось Уфимцеву, и он представлял, как со временем они обживут усадьбу, посадят тополя, черемуху и будут вечерами пить в садочке чай всей семьей.

С приходом весны надлежало ставить сруб на фундамент, крыть крышу, стелить полы, чтобы к зиме перебраться в свой дом. Но за делами да заботами у него так и не нашлось времени подыскать какую-нибудь бродячую артель плотников; поручить это дело колхозной строительной бригаде он постеснялся, да и занята была она неотложными работами. И вот прошла половина лета, а сруб по-прежнему стоял, ждал хозяина. Уже стали темнеть бревна от дождя и солнца, а полянку у сруба, где виделся сад, облюбовали гуси с табунками голенастых выводков.

Вот этот сруб и стал предметом их разговора.

Уже подошла к окнам машина, дети выбежали во двор, и Уфимцев, подхватив чемоданы, направился к двери, когда его остановила Аня.

— Подожди, Георгий. Скажи, лето проходит, а ты о срубе, похоже, забыл?

— Не забыл, времени нет. Ты же видишь, занят...