Большой день в жизни Кости - страница 8

«Значит, это ничего, значит, и такие могут быть героями и храбрецами». Костя замечтался, придумывая подвиги, которые мог бы совершить.

— …Чапаев! — вдруг услышал он. — Как Чапаев? Ведь Чапаев в гражданскую войну воевал.

Костя подошел к ребятам. На них со стены смотрели черные, отчаянно смелые глаза командира.

— Его звали, как Чапаева, Василий Иванович, — рассказывала девушка, — и погиб он, как Чапаев, от вражеской пули, переплывая реку.

Костя стал теребить Колю Тимохина за рукав:

— Коль, а что он, а что про него рассказывали?

— Знаешь, он какой? — зашептал Коля. — Ведь его в крепости не было, когда началась война. А он думает: как же это? Мои солдаты сражаются, а меня с ними нет? И вот он один с пистолетом прорвался сквозь вражеское кольцо, бросился в реку и поплыл. Стреляли в него, конечно, но пока не попали. Успел переплыть. А когда он в казарму прибежал к своим бойцам, вот они обрадовались! «Ура» кричали на всю крепость, и враги слышали. А потом наших-то было мало, а врагов много, его ранили и взяли в плен. И тут уже, когда он хотел убежать, его в реке и застрелили, как Чапаева.

Теперь Костя был увлечен и захвачен, ему уже больше не хотелось уходить из музея. Ну, поссорился с Митькой, а что, других ребят, что ли, нет? Вот, Коля Тимохин…

Ребята кружили по музею, слушая, что говорит экскурсовод, задерживаясь у стендов, чтобы получше рассмотреть заржавленные пистолеты, гранаты-лимонки, похожие на шишки, винтовки с расщепленными деревянными ложами.

— Смотри, — сказал Коля, — убили фашиста. Видишь, дырка в каске? Вон сколько от них продырявленных касок осталось!

Рассматривали трофейное оружие, отбитое у фашистов, черные с белым кресты на ярких ленточках. Низко пригибаясь к стендам, разглядывали найденные в раскопках личные вещи бойцов.

«Опасная» бритва с пожелтевшей ручкой…

— Брился, наверное, где-нибудь на солнышке! — со вздохом сказал Коля.

Позеленевшая, продавленная зажигалка… Костя представил себе загрубелый большой палец солдата, который чиркает по зазубренному колесику зажигалки, голубоватый слабый огонек и освещенное им лицо солдата с папиросой.

Ребята обступили скульптуру. Два солдата, раненые, с повязками, у одного — наискось завязан лоб, у другого — рука. Они до того исхудали, что глаза у обоих в глубоких ямах. Один поддерживает другого. Другой, с усилием держа на весу винтовку обеими руками, царапает на камне стены: «Умрем, но не сдадимся!»

— Вот так и сражались защитники крепости, — сказала девушка-экскурсовод, — до последнего вздоха, до последней капли крови. «Умрем, но не сдадимся!» — это был лозунг всей обороны.

— Умрем, но не сдадимся! — беспечно, нараспев повторил Васька Петухов. Костя бросился к нему:

— Как ты это говоришь? Ты что, маленький, не понимаешь?

— А как я сказал? А что тут плохого? — заморгал Вася. — Умрем — это, конечно, плохо, а не сдадимся — хорошо!

«Какой он невоенный, совсем домашний!» — думал Костя, глядя на мягкие щеки, добрые губы и грустные умные глаза комиссара на портрете.

— В субботу накануне войны он собирался съездить за женой и детьми и привезти их в крепость, — слышался ровный глуховатый голос экскурсовода.

«Какой он, наверное, был хороший папа, как его дети любили», — вздохнул Костя.

— Билета комиссар не достал и вернулся в крепость, в свой служебный кабинет. Там его застала война. Одна из первых бомб обрушилась на этот кабинет. Комиссар очнулся, заваленный обломками. Он понял, что это война, собрал бойцов, поговорил с ними, подбодрил.

Костя слушал рассказ и думал про комиссара.

Наверное, о каждом бойце беспокоился, поел ли он, выспался ли. И смотрел на каждого своими добрыми грустными глазами. Фашистское радио кричало: «Солдаты, убивайте ваших командиров, сдавайтесь в плен, мы обещаем вам жизнь и хорошее обращение!» А солдаты, чтобы побаловать своего комиссара, достать ему пачку хороших папирос, жизнью своей рисковали.