Большой успех - страница 2

— Ничего, ничего, там разберёмся, — заметил контролёр.

— Но это же глупо! — протестовал Владимир Александрович. — Берлин — и вдруг Островский. Минск — я, Киев — я... всё — я, а Берлин — вдруг он. Я никому не отдам Берлина, так и знайте!

— Зря упираетесь, гражданин, ничего из этого не выйдет, — контролёр оборвал разговор и более настойчиво подтвердил свой первоначальный маршрут.

Было совершенно очевидно, что он недолюбливал длиннот и предпочитал боевые действия мирным переговорам. Это последнее обстоятельство и побудило Владимира Александровича к безумному шагу. Вернее — к бегу. Он вдруг вырвался из рук контролёра и бросился бежать. Он бежал, как исступлённый, толкая и сбивая с ног встречных, не обращая внимания на истошные трели свистков, пока, наконец, не попал в объятия постового милиционера.

— В чём дело, гражданин? — милиционер был суров, вернее, грозен.

— Видите ли, — заикаясь, заговорил Владимир Александрович, — пиджак мой дома. Я этого не ожидал. Они ворвались так стремительно. Конечно, денег у меня не оказалось. Вы-то, надеюсь, меня поймёте?

Надежды были преувеличенными. Милиционер его не понимал.

— Войдите в моё положение... Сижу я дома... Вдруг они врываются... Я не ожидал, конечно... До этого было сравнительно тихо...

— Спокойно, гражданин, спокойно. Расскажите по порядку: кто именно врывается?

— Первый врывается Белорусский. Это надо было ожидать. Впереди Одер, Франкфурт. А я сижу, чай пью. Сами понимаете, какой это значительный момент.

Вдруг хмурое лицо милиционера стало расплываться:

— Позвольте, гражданин. Так вот вы о чём. Берлин?

— Именно, именно. Сам слышал, только что прочитали. Товарищи, наши войска ворвались в Берлин! — крикнул вдруг Владимир Александрович на всю площадь.

Довольно плотная толпа любопытных, которая окружала их до этого, потеряла вдруг всякий интерес к назревавшему конфликту между милиционером и нарушителем. Все заговорили, зашумели, каждый обращался к незнакомому соседу, словно тот был его самый задушевный друг.

— Скажите, пожалуйста, что делается! — восхищенно воскликнул милиционер, забыв о Владимире Александровиче и с улыбкой наблюдая, как останавливаются трамваи.

Воспользовавшись шумом и неразберихой, которая поднялась на площади, Владимир Александрович выскочил из толпы и помчался к театру.

Но, разумеется, опоздал. Он вбежал за кулисы в тот момент, когда зал уже сотрясался от восторженных криков и аплодисментов. За всю свою тридцатилетнюю актёрскую практику Владимир Александрович никогда не слыхал ничего, даже приблизительно похожего. Ни один самый знаменитый гастролёр не вызывал никогда таких громовых и продолжительных оваций, как администратор Островский, которому посчастливилось объявить о вторжении в Берлин.