Борьба как внутреннее переживание - страница 27
Там звучит легкий шаг, развеянный наполовину ветром. Фигурка шагает мимо и задевает меня беглым взглядом. Я должен обратиться к ней, как я должен был бы обратиться к человеку, который встретился бы мне на одиноком острове. Она, похоже, едва ли удивилась этому, и кем она и могла бы быть, наконец, раз идет мимо здесь в этом пригороде и в это время? Вероятно, уличная девчонка, но ландскнехт не переборчив, и я ощущаю непреодолимую потребность в обществе, даже если бы оно было самым наихудшим.
Теперь я узнаю также имя пригорода. Муль-Во называется он. Куда течет канал, она сама не знает, вероятно, в Дёль. Это немного успокаивает меня. Она рассказывает легко и невзыскательно; я жадно слушаю. О прошлом, перед войной, когда жили счастливее, чем теперь. Когда еще было вино и белый хлеб, и когда на полях перед воротами с музыкой и танцами отмечали веселые праздники. Ее муж – рабочий, который давно воюет на другой стороне, по ту сторону фронта. Где он может быть? Вероятно, он уже давно лежит в одном из больших кладбищ, которые обрамляют фронты. Вероятно, он также именно сейчас идет в Париже к какой-то другой? Или, может быть, он сидит в засаде в траншее между темными валами посреди сверкающей от разрывов снарядов ночи. Вероятно, мы скоро будем лежать с ним напротив друг друга, очень близко, и не догадываясь об этом. Только наши пули будут свистеть мимо наших голов.
«Но чего ты хочешь, что я должна делать? Месяцы превратились в годы, ты никогда не получишь весточки из-за границы, и эта проклятая война никогда закончится. Ты не можешь всегда сидеть только в квартире. Война – это большая беда для меня, для тебя и для всего мира».
Ее квартира скудна, кухня, каморка, еловая мебель. На стенах олеографии и свадебная фотография. Она в фате, а он во фраке, у обоих руки скрещены и неловко положены пригородным фотографом на живот. Мы беседуем тихо и беспрерывно, нам обоим нравится сидеть перед камином, в котором горит охапка хвороста и быть в обществе. Человек очень одинок в этом большом ландшафте, над которым дует дыхание войны. Через месяц этот город может уже быть кучей мусора, и завтра уже это сердце и этот мозг, которые так тесно хотели бы связывать себя с жизнью, больше не будут в состоянии чувствовать пульс крови. Если утром блестит солнце, мы мужественны и чувствуем блеск жизни в битве, но вечером у нас есть желание вместе сидеть тихо и мирно перед горячим очагом.
Когда мы расстаемся у входной двери, она говорит, пока влажный ветер дует в прихожей: «Je ne t'oublierai pas». Я тебя не забуду. Это звучит по-настоящему. Я возвращаюсь по мосту в город, руки в карманах шинели, голова опущена. При каждом шаге дребезжат шпоры.
На Рю-де-Лилль один товарищ встречает меня.
«Дружище, где тебя носило? Нас отправляют завтра утром».
«Отправляют? Нет!? Ведь мы же только что оттуда!»
«Старое дело. Пошли, я знаю маленькую закусочную, там можно красиво размахивать бокалами. Там есть старый портвейн, дубовые кресла и фламандские официантки».
Он хватает меня, и мы идем в закусочную.
10. Огонь
Хотя еще смеркается, наши фигуры очень отчетливо выделяются на фоне меловых стен траншеи, которая как белая змея проскальзывает ночью. Мы шагаем молча, осторожно по очереди, солдат за солдатом, каждый опутанный сетью своих мыслей. Через час мы, заброшенная армией вперед кучка, будем в глубине вражеских позиций, которые так широко растянулись перед нашим взглядом, далеко и таинственно как чужое, угрожающее бедой побережье.
Вокруг нас большая, серая скука. Земляные валы, колосниковые решетки, указатели, траншейные кабели холодно, безжизненно и враждебно глядят на нас из просачивающегося рассвета, объекты, к которым мы потеряли всякую связь. Мы еще воспринимаем вещи, но они ничего больше не говорят нам, так как всегда прерывисто, мимолетно игра волн наших мыслей танцует в мозге.
Странно, такие мгновения всегда доставляют снова и снова одно и то же настроение. Нашу первую битву мы выдержали давно, сотни и сотни раз стояли в огне, мы избранная ударная группа знаменитого штурмового полка и, все же, сегодня утром мы все так тихи и задумчивы.