Борель Золото - страница 20
– Порцию, начальство! – крикнул кто-то с задорным смехом, и за ним раздались десятки осипших, пересохших голосов:
– Порцию!!!
Толпа в тесной давке нажимала на крыльцо, обтаптывая друг другу ноги. Жарко дышали груди.
– Вот, видишь, – толкнул Яхонтов локтем Василия. – Все в курсе дела. Грамотный народ!
Василий так же, как и утром, протянул руку.
– А ну, подравняйся!..
И когда ряды вытянулись и закачались зигзагами, как туловище большого змея, он вскочил на крыльцо.
– Товарищи! Мы сегодня в первый раз ударили по тяжелой разрухе… И здорово трахнули… Поэтому ничего не будет пакостного, ежели смочим загоревшую утробу. Но только вперед – к чертовой матери эти порции! От них воняет старым дурманом.
Над тайгою спускался тихий теплый вечер, и чуть слышно шумела дубрава. С гор легкий ветерок приносил смолистые ароматы.
9
Вечером, когда Валентина вернулась с воскресника, она застала дома большую сутолоку. Со стен были сняты все ценные вещи и свалены в кучу. Галина с прислугой и несколько человек тунгусников увязывали их в узлы.
– Сегодня мы уезжаем на Калифорнийский прииск, – с расстановкой сказал Сунцов и в упор взглянул на сестру красивыми цыганскими глазами.
Но Валентина без малейшего напряжения выдержала этот взгляд и так же коротко ответила:
– Я мобилизована на работу и никуда не поеду!
– Ты что же, решила подыхать на пайке с этой шпаной и подвергать себя разным домогательствам со стороны этих карманщиков?!
– Останусь, – твердо ответила Валентина, – надоело! Тебе ли чернить других.
Сунцов не то в испуге, не то в злобе беззвучно шевелил побледневшими губами. Так она еще никогда с ним не говорила.
К Валентине дробно и виновато подбежала сухощавая, жалкая Галина.
– Ну, Валечка, ты прости… Прости нас… Ведь какие бы ни были, а мы все же родные, Валечка. Если бы жили в городе и была бы наша власть, то этих гадостей, может быть, и не было бы…
Она, всхлипывая, склонила маленькую голову с измятыми, как изжеванная солома, волосами на грудь Валентины и в судороге причитала:
– Ты думаешь, мне, ему легко расставаться с этим гнездом? И опять ты… Ведь он один у тебя брат! Вас двое на всем свете.
Валентина отвела невестку в сторону и усадила на мягкий, обтянутый шевро диван.
– Опять же, ты знаешь, я беременна, и придется быть одной среди тайги, – тянулась к ней руками Галина. – А мы бы прожили год какой и, может быть, в город переехали, а там тебе и в университет можно.
Валентина встала и прошла в свою комнату.
– Ну, подумай же, Валя, – не отставала от нее Галина. – С разбойниками… Ну, с людьми, которые оплевали даже самого господа бога и ограбили весь мир. Неужели же тебе не страшно оставаться с ними?!
– Нет, – решительно сказала Валентина. И насмешливо, укоризненно взглянула в изуродованное лицо невестки:
– Чудная ты, Галина! Какая разница?.. Вернее, большая разница: они грабят и мы с Евграфом грабили… Мы – для себя, они – для всех.
– Милая Валечка! – вдруг припала к ней на грудь Галина. – Я и сама бы не поехала, но куда я – урод, больная? Ты сильная и умная, а я…
Она смахнула слезы и уже твердым голосом спросила:
– Ты у него, у Яхонтова, остаешься? Какая он светлая личность! Какой обаятельный человек. Я бы с ним напоследок… Ну, понимаешь, хотя бы последние дни с ним…
– Вот глупости ты городишь, – остановила ее Валентина. – Я остаюсь просто работать. И не так уж страшны они, как мы представляли.
Она вытянула перед собой руку и сжала ее кольцом. Около плеча вздулся упругий бугор.
– Вот видишь? А знаешь, как приятно поломаться на работе, и мне кажется, я привыкну скоро к ним.
На дворе заскрипели сани.
– Вот скоро и ехать, – сказала Галина. – Знаешь, с нами едет тридцать семей… Ты бы передумала?
Валентина опустила голову на ладони и тихо сказала:
– Нет! Да и для тебя же хуже будет, если я поеду…
В комнату вошел Сунцов и несколько человек тунгусников.
Они поспешно выносили имущество. Евграф в нерешительности постоял около дверей, но подошел к женщинам развязно.
– Ну-с, собирайтесь! – сказал он. – А ты, Валя, брось из себя революционерку разыгрывать. Если желаешь испортить себе жизнь, то – пожалуйста… Но только напрасно… Мы тебе не враги. И не думаешь ли ты, что здесь будут дражные работы? Ерунда! Вот какой-нибудь месяц… и они останутся без хлеба. А время-то уже уходит – летом сюда ничего не завезешь.