Боричев Ток, 10 - страница 30

стр.

— Фу! — сморщил нос Валерик. — Лучше с колбасой. С докторской.

— С ума сошел!

— Колбасу на жаре!

— Ботулизм!

— Отравление!

— Никакой колбасы! Только курица! Только курица — и все!

— Еще картошечку отварю. С маслицем и укропчиком. В баночку.

— Лучше в кастрюльку, она не разобьется, — внесла коррективы практичная Лена. — Еще помидоров намыть, огурцов. Только не резать. Потекут. А яблоки?

— Что ты вечно командуешь! Можно подумать, когда-то забыли про яблоки! Три яблока, три груши и сливы.

— От слив пучит. И слабит.

— А книжки? — закричала Нина. — Книжки не взяли!

И бросилась к книжному шкафу. Надо что-нибудь новенькое выбрать. От «Всадника без головы» осталось страниц двадцать, сегодня кончатся. Что тут у нас? Ага! «Вратарь республики». Годится. А этому чучелу сказки Пушкина. Пусть развивается. Это вам не «Гаргантюа и Пантагрюэль», из-за которых недавно целый скандал вышел. Оля Валерке дала. Сама-то она давным-давно читала детский сокращенный вариант. А ему нечаянно сунула настоящий взрослый. Он читал-читал, потом как завопит! Оля рассердилась и стала вслух с выражением читать, чтобы племянник проникся. Но очень быстро наткнулась на такое! Ой! Даже бабушки подпрыгнули, хотя ничего про такое не знают.

Воскресным утром стрелки на часах вконец обленились. Ползли как сонные черепахи. Их, конечно, можно было обмануть. Сделать безразличный вид, а потом вдруг — раз! — и посмотреть. Ага, попались! Все-таки не выдержали и ускакали вперед. Но в этот раз не помогло. Стрелки увязли как в вагоне повидлы. Может, часы сломались? Да нет, вроде тикают. А ведь дел успели переделать целую кучу. Кроме обязательных умываний-одеваний-заплетаний перепроверили собранное накануне. Результатом проверки явился Валерик в надутом юбочкой круге на тоненьких ножках. (Ножки были Валеркины собственные.) Этим он хотел показать, что уже готов окончательно и бесповоротно.

У бабушек намечались наполеоновские планы. Раз уж детей берет на себя Оля, освобождается куча времени. Века размечталась:

— Поубираю. Пыль повытираю. И полы позаметаю.

И перевернула стулья вверх ногами, поставив их сиденьями на стол. Освободила плацдарм для генеральной уборки. Стулья ощетинились ножками и ждали.

Лиза тоже решила провести день с пользой.

— Сухарики испеку с изюмом. И скатерть довяжу. Еще латку на жакет не забыть. Да! Еще цветы с подоконника поснимать и помыть как следует…

Пошли в кухню Олю ждать. Поближе к двери. Вдруг не услышат, как она постучит? Оля тогда подумает, будто все спят. И уйдет с Лерой на пляж. У Жени своя взрослая компания, ее отпускают, хоть и волнуются. У дяди Миши футбол. Полуфинал. «Динамо» — «Спартак». Они дома с тетей Фирой болеют. Сядут и кричат: «Ну! Ну! Давай! Мазила!» Их от телевизора никаким Днепром не оторвешь.

Бабушки давали последние наставления с частицей «не». У двери стоять надоело. В комнате уже все вверх тормашками. Да и в надутом круге не сильно посидишь. Хоть и оставалось целых десять минут до назначенных девяти, решили идти к Оле. Она давно дожидается, нечего зря время терять.

Дверь открыл сонный дядя Миша. Не сразу, после длинных настойчивых звонков.

— Вы чего в такую рань? — пробормотал удивленно и ушел досыпать.

— Мы идем купаться! — крикнул ему в спину Валерик.

Заглянули в кухню. Кухня была центром. Во всех отношениях. И в географическом тоже. На западе вдоль нее тянулся длинный коридор с полукруглым низким окном, выходящим на лестницу. Удобно: можно смотреть, кто куда идет. Или покричать, чтоб не забыли хлеба купить. На юге с кухней граничила комната с телефоном, кожаным диваном со слониками на полочке и гостями (если они были, а они были почти всегда). Кроме гостей там еще жили Мира Наумовна и Семен Семенович. С востока кухню огибала комната с дяди Миши — тети Олиным диваном, книжным шкафом, Жениным креслом и Лериной раскладушкой. На северо-востоке сбоку прилепилась темная комната с телевизором и бабушки Сони никелированной кроватью с шишечками. А на севере комнаты кончились. Зато там был фонарь, как у бабушек. За фонарем — Голдина кухня. Только Голда — не то что Лена. Через фонарь редко разговаривала. Но ведь Голда и не родственница, если разобраться…