Боричев Ток, 10 - страница 36

Идея! Есть еще Бася с третьего этажа, тетя Паша рыбачка и в конце концов Валерик с Ирочкой. Только надо провести с ними беседу. Лишь бы Фира не вздумала ставить на стол сифон с газировкой. Пусть чай пьют.

В семь часов вечера, когда Нина ждала в беседке неминуемой смерти, появился Ромка. Он храбро откусывал от большого яблока с белыми пупырышками.

— Рома, не надо… — попросила Нина.

Пусть уж она одна пострадает. А то прямо Ромео и Джульетта получатся.

— Чего не надо?

— Травиться. Со мной заодно…

— Так ты поверила? — расхохотался Ромка. — Они просто на солнце лежали. И стали пупырчатыми.

— И неотравленные?

— Ничего не отравленные. Даже мытые. Хочешь?

Ромка протянул Нине целое яблоко. Спелое, наливное, сочное. Вкусное!

Ну вот. Теперь можно и к Фире сбегать. Выпить чаю с тортом. Может, хоть кусочек остался?

Хотя вряд ли.

Олю вызвали в школу. Да что же это такое? Сколько можно туда бегать?

— Ты что, идиот?

Валерик молчал. Таращил глазищи. Оля вертела в руках мятую тетрадь.

— Нет, он идиот! — в сердцах определила Оля и прочитала вслух: — «Медбежиха бабежала в лес, баймала медбежонка и дала ему шлёпки». Ну и как тебя угораздило сочинить эту галиматью?

— Они рассказ по картинке писали, — вступилась за брата Нина. Жалко стало это лопоухое стриженое существо. И досада брала: как можно быть таким бестолковым?

— Отвечай: что было на картине? — нахмурилась Оля.

— Там это… медбежонок убежал. А мама его догнала. И поймала.

— А шлёпка тоже была нарисована? — уточнила Нина.

— Нет… я не знаю… он ведь убежал.

— Ты тоже убегал. И ни разу шлёпки не получил. Хотя надо было дать как следует пару раз! — разозлилась Оля. — Мне больше делать нечего, только из-за тебя в школе позориться. У меня новый начальник, между прочим. Я не могу отпрашиваться.

— Давайте записку учительнице напишем, — предложила бабушка Лиза. — Что мы примем меры.

— Какие меры? Ума не приложу: в кого он такой? — пригорюнилась бабушка Века.

— В кого-кого? Известно в кого, — намекнула Лена.

Намекала она на папу. Он, как известно, в детстве был тот еще кадр. И в юности тоже. Его мама, бабушка Рахиль, с ним не справлялась. Они жили во флигеле, прямо в нашем дворе. Флигель давно снесли, а на пустыре дядя Петя беседку построил. А дядя Боря смог прорубить окно из кухни. Раньше там глухая стена была. Папа хулиганил несильно. Просто любил всех смешить. Иногда увлекался. Тогда разбивались стекла (нечаянно), вылезали двойки по поведению (несправедливо), сердились соседи и жаловались учителя. Или наоборот. В итоге папа был сослан после седьмого класса в обувной техникум. Правда, потом стал военным. Даже академию окончил. Взялся за ум. Но отечественная обувная промышленность много потеряла. Из папы выдумки брызжут, как вода из сифона. Он бы изобрел какие-нибудь противоударные боты с колокольчиками. Зато за обороноспособность страны теперь можно было не волноваться. Папа полностью исправился. Поэтому надежда в отношении Валерика теплилась. Но слабо.

— Можно подумать! — обиделась бабушка Века за бестактный намек на плохую наследственность внука.

— Слушайте сюда! — поспешила исправить свой промах Лена. — Его надо подтянуть.

Ну да. Сами ни за что бы не додумались. Бабушка Лиза и так сидела рядом вечерами, пока он терзал домашнее задание. Переделывал нацарапанное на продленке. У бабушки Веки нервов не хватало. Она пряталась в кухне. Посуду мыла. Долго и тщательно. Сначала в миске с горячей водой терла тарелки губкой с хозяйственным мылом. Потом полоскала несколько раз до скрипа. Потом вытирала: предварительно специальной тряпочкой, окончательно полотенцем. Правда, ее из кухни вызывали. Скоблить лезвием кляксы. У нее лучше всех получалось. Бабушка Лиза плохо видела и боялась. Нина с братом ругалась и отвлекалась. А сам Валерик вообще к этой процедуре не допускался, потому что протирал полстраницы насквозь. Даже следующую захватывал.

— Так и быть. Позанимаюсь с ним, — вздохнула Нина. — Только чур, слушаться. Говори: как зовут маму медвежонка?

— Медбежиха.

— Псих! Медведица!

— Сама псих! То есть психа! Вериванна сказала: медбежиха — значит, медбежиха. Она лучше знает. А ты никакая не учительница.