Борисов-Мусатов - страница 27
И вот сбылось! Благодарственный молебен, освящение здания, проект которого принадлежал петербургскому архитектору академику И. В. Штрому и был лично одобрен давним другом Боголюбова императором Александром III, с добрым интересом следившим за «саратовским делом» Алексея Петровича и вскоре повелевшим отправить новому музею богатые художественные дары. Теперь, на акте торжественного открытия Радищевского музея, растроганный приемом Алексей Петрович словно забыл былые разочарования и трудности.
…Музыка продолжала играть и во все время прощального завтрака, данного Боголюбову по подписке, на борту увозившего его парохода. В просторной общей зале первого класса звучали напутственные веселые тосты. Один из них связан был с курьезным случаем, имевшим место позавчера, когда огромная толпа в первый раз ринулась в музейные двери. Полиция пыталась сдержать напор — в результате у одного из полицейских была сломана шашка!
— А вы знаете, господа, — когда смолк смех, задумчиво глядя перед собой, промолвил Боголюбов, — знаете ли, что мне сказал Тургенев?.. — Он помолчал. — …Иван Сергеевич заметил, что, по его убеждению, что ни говори, а все-таки Саратов был и остается городом передовым… Хотя иные саратовцы и напомнили ему крыловскую историю о петухе и жемчужном зерне… Но… кто старое помянет — тому глаз вон!.. — На строгом бородатом лице проступила улыбка. — Каюсь, господа, сомнения одолевали… Однако же позвольте лучше напомнить прекрасные слова, услышанные от вас на предыдущем праздничном обеде. О том, что, восприняв первый по мысли и по времени провинциальный художественный музей, все мы, не исключая меня, так близки к историческому факту, что не можем вообразить всех будущих благих последствий его… Повторю еще раз: существование музея немыслимо без открытия при нем школы!.. Дать образование талантливым людям из народа, научить их ценить искусство и дать им средства к существованию!.. Такова, если вам угодно, господа, нижайшая просьба моя и — завещание!.. И тогда… Пусть не сразу, пусть и после нас с вами — верю, даст Саратов России новых больших художников!..
«Ура!» — донеслось до берега, было подхвачено провожавшими. Пароход медленно двинулся в путь. И следом ярким и шумным эскортом двинулись заполненные публикой еще один пароходик и яхты, трепещущие парусами на все нарастающем ветру. Боголюбова провожали недолго — пока плыли по дуге в сторону Увека, где, выйдя на стрежень, пароход с гостем развернулся и взял курс на север. Небо быстро темнело, предвещая бурю, и когда провожавшие уже отстали, но за сгустившейся пеленой еще проглядывал город — громыхнули первые залпы грозы!.. Саратов салютовал «отцу Радищевского музея».
В пятнадцать лет — такое событие!.. Подробности его прослеживали по газетам: в доме Мусатовых за печатными новостями следили ревностно. И надо полагать, торжественный первый день доступа в музей Виктор видел, запомнил на всю жизнь.
Олеография, лубок, иконная торговля, «шедевры» местных богомазов… Привозные панорамы: «батальные сцены», передвижные паноптикумы: «из-за границы — новость! Египетская царица змей, движущая всеми членами, глазами, руками, грудью… с вьющимися и ползущими змеями…» О, то была теперь первобытная культурная жизнь торгово-промышленного волжского города: «домузейная», добоголюбовская эпоха!
В пятнадцать лет он поднимался впервые по чудесной, узорной, чугунного литья лестнице. Вазы и старинные ковры-гобелены, мебель, всевозможная утварь. Помимо большой коллекции Боголюбова, дары Эрмитажа — живописные полотна, «несколько мраморов, стекло, фарфор, мозаика», из Грановитой палаты — рисунки российских древностей, из Академии художеств — картины и этюды… Русская живопись: художники-академисты, «шестидесятники», передвижники. Брюллов и Александр Иванов, Айвазовский и Бронников, Зеленский и Харламов, Сверчков и Трутовский, Репин и Поленов… И шли по залам мужики-«лапотошники» — в воскресные дни бесплатно пускали всех, хоть обитателей ночлежек на Миллионной. За одну неделю прошло таких посетителей четырнадцать тысяч.
Коновалов двигался медленно, объясняя Виктору и еще нескольким своим подопечным, что к чему. Тут была живая история европейского искусства — Виктор слышал имена и впервые видел: Франсуа Буше (в памяти у многих осталось, что был и Ватто!), Мурильо, Тенирс, Воуверман… Французы, испанцы, голландцы… Многое было ново и для самого Василия Васильевича! Немецкие художники Кнаус и братья Ахенбахи… Но особенно французы так называемой барбизонской школы — любовное пристрастие Боголюбова, дружившего с этими тонкими пейзажистами. Их еще и не знали в России толком. Тем более не понимал пока Саратов, чем он обладает: Коро, Тройон, Добиньи и редчайший мастер с драматической судьбой Адольф Монтичелли, всего две работы которого именно благодаря Боголюбову попали в Россию.