Босиком в голове - страница 15

Таможенник захохотал. Его безобразное лицо стало еще безобразнее.

— Это всех коснулось, сынок! Заруби себе на носу — не верь глазам своим! Поверь — старый мир ушел, его уже нет, — осталась только пустая его оболочка. Со дня на день в воздухе повеет чем-то новым, придет новый мессия, и тогда эта шелуха, эта оболочка сморщится, исчезнет — понимаешь? Юная босоногая орава с визгом набросится на эту немыслимую доселе реальность, разбегаясь по новым буйным лугам и пажитям воображения! Какое счастье — быть молодым в наше время! Заходи, заходи — я чайник поставлю. Только обязательно ноги вытри!

— Вы полагаете, что дело зашло так далеко?

Человек в синем свитере открыл входную дверь и вошел в дом. Чартерис остался снаружи и стал разглядывать соседние участки. Кинетическая архитектура взяла его в кольцо безумнейших беседок и патио, эркеров и арок, флигелей и гаражей, что выглядывали из-за причудливых деревьев, обстриженных кустов и разноцветных решеток. Водонепроницаемый мир. Все смолкло, утонув в недвижности тумана. Где-то здесь пролегала граница зла, оно таилось за этими клетушками анемичной фантазии, за внешним благополучием сварных конструкций.

Он стоял у порога. Первые нежные листочки уже появились на кусте малины, росшем у стены. Весна. Четыре месяца кряду будут мир соблазнять Новые Зори. Здесь и сокрыты чары. Он вошел в дом, забыв закрыть за собой дверь. Кундалини — вот о чем они будут говорить.

Таможенник мерял шагами кухню, находившуюся в глубине дома. Два цвета — кремовый и зеленый — царили здесь. Повсюду узорчатая ткань. На стене — календарь: посреди поля беспомощно застыли две человеческие фигурки. Откуда-то сбоку на поле зрелой пшеницы выбегает огромное овечье стадо.

— Дочка скоро вернется.

Хозяин дома включил небольшой обтекаемый кремовозеленый приемник, из которого тут же послышался голос диск-жокея:

— А теперь я хочу обратиться к истинным ценителям музыки. Сейчас вы услышите неподражаемое звучание одного из величайших составов всех времен — разумеется, речь идет об оркестре Глена Миллера, а вещь, которую я хочу предложить вашему вниманию, это «Серенада Лунного Света». Об этом меня просили тетушка Флора и все ребята из «Nostalja Vista», Пятый Переезд, Отвал, Скроули, что в Бедфордшире. Итак, вашему вниманию предлагается бессмертное звучание этой непревзойденной команды.

По саду сновали зимние птицы.

— «Бессмертное звучание»… Вы как насчет музыки?

Таможенник внимал иной музыке — той, что вырывалась из носика чайника и воспаряла к выцветшему потолку.

— Ее как видишь нет. Я думаю, с минуты на минуту она вернется. Почему бы тебе не погостить у нас? Наверху есть свободная комната — она, конечно, несколько маловата, но ты сам убедишься в том, что там очень даже уютно. Кто знает, может быть, ты в нее влюбишься.

Чартерису вспомнились его недавние страхи — если кто-то и мог задержать его там, в порту, так это таможенник. Тогда он этого не сделал, но теперь, похоже, хотел исправить свою ошибку.

— Вы являетесь последователем Гурджиева, не так ли? — тихо спросил Чартерис.

— Ох и мерзкий же это был человек! Единственное его достоинство в том, что он был магом. Лучшего проводника для таких времен, как наше, не сыщешь!

— Я действительно хочу как-то пробудить дремлющую во мне силу, которую вы назвали словом «кундалини». Насколько я понимаю, против этого возражал и сам Гурджиев — да?

— Именно! Именно так! Джи говорил, что проснуться должен сам человек, змею же или змея трогать ни в коем случае не следует!!!

Он сосредоточенно разливал по чашкам свежезаваренный чай. На тюбике со сгущенным молоком красовалась сделанная яркими красками надпись — «ИДЕАЛ».

— Ты же понимаешь, в каждом из нас дремлет змея! Он засмеялся.

— Это еще как сказать. Зачем вводить каких-то змей, если человеческое поведение можно объяснить и без них?

Таможенник засмеялся вновь. На сей раз смех его звучал вызывающе.

— Не смейтесь так — прошу вас! Хотите, я расскажу вам историю своей жизни?

Изумление.

— Ты слишком юн для того, чтобы говорить о своей жизни!

Он бросил в чашку несколько сахариновых пилюль.