Бойцов не оплакивают. Повесть об Антонио Грамши - страница 24

Бернольфо указал на пятиэтажное здание:

— Подойди поближе, прочти, что там написано: «Палата труда». Этот дворец принадлежит Всеобщей ассоциации рабочих, а следовательно, и мне. Мы его построили, туринские рабочие. Здесь у нас зал на две тысячи человек, библиотека и еще много чего. Улица называется Галилео Феррарис. В мае 1915 года тут собрались толпы людей. На улице Галилео Феррарис, в саду Пьетро Микка, на улице Чернайя. Мы шли к площади Кастелло. Нам преградили дорогу войска, кавалерия. Мы свернули сюда, на улицу Виотти, и переулками прошли на улицу Рома... Тут нас встретил взвод кавалеристов. Лейтенант, молоденький такой дурак, подал команду: «Залп!» Многих ранило, а одного рабочего убило, его звали Деццани. И еще одного убило, Карлуччо, хороший паренек был. Он жил в том доме, где Грамши. Антонио простить не мог, что мы не уберегли мальчишку... Вот на этом самом месте. Что ты смотришь на мостовую? Кровь?.. Ведь пять лет прошло. Тогда много крови было, целая лужа. И здесь, возле Палаты труда. Там рабочие разобрали мостовую, выломали железные прутья из решетки. Целое сражение. Из-за чего сражение, спрашиваешь? Разве я не сказал? Мы хотели помешать правительству вступить в войну. Не вышло. Через четыре дня Италия начала воевать против Германии и Австро-Венгрии, в тот же день меня и призвали... Еще раз посмотри на это место, малыш. Два года спустя здесь собралось более сорока тысяч человек. Из Петрограда — это, знаешь, главный город России — приехала делегация русского Временного правительства, состоящая из меньшевиков и эсеров. Что такое меньшевики, потом объясню. Они хотели уговорить Италию продолжать войну «до победного конца». Делегаты выступали вон с того балкона, видишь? Не успели выйти, как все сорок тысяч крикнули: «Да здравствует Ленин!» Кто такой Ленин, знаешь? Немного? Ничего, я тебе потом расскажу. Только делегаты раскроют рот, как вся толпа разом: «Да здравствует Ленин!» Вот как было...

Остальную часть пути Бернольфо молчал. Молчал и Джакомо-маленький, оглушенный непривычным обилием информации. Перешли через мост на другой берег реки По. Бернольфо еще прибавил шагу, Джакомо-маленький едва успел прочитать на дощечке, что проспект называется Монкальери. У маленького кафе Бернольфо остановился, сунул Джакомо-маленькому несколько монет.

— Скушай чего-нибудь, только не наедайся, а то тетушка Анджелина обидится. Я скоро вернусь.

Джакомо-маленький не мог представить, как можно наесться, чтобы больше не захотелось. И еще понял: ему не доверяют. Неприятно, конечно, но ведь доверие надо заслужить. Джакомо-маленький не обиделся. К тому же из полураскрытой двери кафе доносились дразнящие ароматы. Он почувствовал, что голоден, как вся компания волков, вешавших свои шкуры на крючки в меховом магазине, и вошел в кафе...

Бернольфо вернулся действительно скоро, без бочонка. Есть не стал, только выпил горячего кофе. Снова вышли на улицу.

В этом районе жили рабочие «Фиата». В нижних этажах некоторых домов ютились лавки, торгующие разной разностью. «Интересно, куда Бернольфо спрятал бочонок?»— подумал Джакомо-маленький, оглядываясь и не замечая ничего примечательного. Через полгода, выполняя «партийное поручение», как неукоснительно каждый раз предупреждал Бернольфо, он будет часто проходить проспектом Монкальери и узнает, что в ничем не примечательном доме номер 236 в магазине безделушек находится склад оружия, а напротив, в ничем не примечательном доме номер 253, живет семья Джибелли: кадровый рабочий Анджело Джибелли — сын гарибальдийца и внук гарибальдийца Примо Джибелли, за которым гонялась чуть ли не вся туринская полиция.

Совершив еще один «марш-бросок», два Джакомо очутились в рабочем районе Борго Сан-Паоло. У старого трехэтажного дома Бернольфо задержался. Штукатурка дома была в дырках, словно дом переболел оспой. Бернольфо ковырнул штукатурку пальцем и извлек кусочек металла.

— Память об августе 1917 года. Возьми. Здесь была баррикада. Строили баррикаду наспех, после того, как рота альпийских стрелков дала в упор залп по толпе. А стреляли полицейские, переодетые в солдатскую форму. За баррикадой засели самые отчаянные ребята и еще целый день оборонялись. Понимаешь, друг, оборонялись!