Бойцов не оплакивают. Повесть об Антонио Грамши - страница 7
— Не волнуйтесь, синьор, сейчас позовем.— Она перегнулась через перила и закричала:
— Карлуччо!..
— …у-уччо!.. — покатилось по всем этажам.
— Беги за до-октором Ломбардо-о-о!..
— А он услышал вас? — с сомнением спросил Космо.
— О-го, еще как услышал.
В подтверждение этого внизу «выстрелила» дверь.
— Не снимайте пальто, синьор, в комнате холодно. Я принесу скальдино, погреете руки. Идемте к нашему больному... Только вы не волнуйтесь, это уже у него однажды было. Доктор сказал, что Антонио слишком много работает и слишком мало ест.
— Почему мало ест? У него нет аппетита?
Наивность вопроса рассмешила Франческу.
— У бедных людей так часто бывает, синьор.
Доброжелательное спокойствие Франчески внушало доверие. Женщина на минуту отлучилась, тут же вернулась с чашкой воды и флаконом. Водой брызнула в лицо Грамши, жидкостью из флакона смочила носовой платок и натерла ему виски. В комнате резко запахло нашатырным спиртом. Грамши шевельнулся и открыл глаза.
— Ай, Сансонедду, Сансонедду,—укоризненно покачала головой Франческа.— Напугали профессора... Посидите, синьор, возле него. Я сейчас вернусь.
Она вышла. Космо растерянно сел.
Взгляд больного стал осмысленным.
— Здравствуйте, профессор... Вы... За вами послала добрая Франческа?
— Нет, нет. Лежите, дорогой Антонио, не разговаривайте.
Женщина вернулась с подносом, на котором стояли дне чашки — с кофе и бульоном и скальдино — небольшим глиняным сосудом с горячей золой. Скальдино она поставила на скамеечку в ногах постели, кофе подала
Грамши, придерживая чашку, пока больной не сделал несколько глотков.
В комнату вбежал Карлуччо:
— Доктор сказал: буду через час.
— Через час?! — возмутился Космо.
— Доктор сказал: мама знает, что нужно сделать,
— Знает, знает, — добродушно отозвалась Франческа, подавая больному бульон.— Бедные люди без докторов рождаются и без докторов умирают, когда приходит время. Наше время еще не пришло, Сансонедду, нам еще жить и жить! — говорила она, придерживая чашку, хотя в этом уже не было нужды: щеки больного порозовели, движения стали увереннее.
Космо шепнул несколько слов Карлуччо, сунул ему деньги. Карлуччо умчался. Вышла и Франческа.
— И весь этот переполох из-за меня, — смущенно сказал Грамши. — Кажется, я потерял сознание?
— Это был обморок, Антонио. Думаю, на почве переутомления и... голода. Боже мой, голода!.. Как вы могли мне ничего не сказать?
— Сказать что?.. Я легкомысленно растратил свои деньги и расплачиваюсь за легкомыслие. Вот и все. Вы не представляете, как дорого стоит в Турине простое женское платье.
— Женское платье? — ошарашено переспросил Космо. — Впрочем, почему же... Молодой человек должен иногда повеселиться.
Грамши тихо засмеялся.
— Что тут смешного, Антонио?
— Нет, ничего. Но кажется, я впервые смеюсь за последние два года. В течение двух лет я жил вне мира, почти как во сне. Я жил только мозгом, совсем не жил сердцем. И работал. Возможно, работал слишком много, больше, чем позволяли силы. Только работал. Ни разу не засмеялся и ни разу не заплакал, Но хватит об этом.
Видите ли, профессор, у меня есть сестры, три сестры, И каждая мечтает о новом платье к праздникам. А новое платье в Турине стоит восемнадцать — двадцать лир. Королевская стипендия, как вы знаете, семьдесят лир. К тому же у букинистов нашлась одна очень интересная книга. На все остальное осталось... Впрочем, это неважно,
— Нет, важно, очень важно! К стыду своему, я почти ничего не знаю о своем лучшем студенте. Следовательно, в Сардинии остались три сестры?
— Это совсем не веселая история. Зачем она вам, профессор?
— Пожалуйста, лежите. И если трудно говорить…
— Не трудно. Что же вы хотите знать? Да, у меня три сестры и три брата. Моложе меня двое: брат Карло и сестра Терезина. Отец — Франческо Грамши, скромный, конторский служащий, всю жизнь, сколько я его помню, боялся потерять работу и нищенское жалованье. Мать — Джузеппина Марчиас в свою очередь всю жизнь решала сложнейшую задачу: как на жалованье мужа прокормить главу семьи и семерых детей, о себе она не думала. Увы, еды не всегда хватало...
Дверь от толчка раскрылась. Вошел Карлуччо, нагруженный свертками и кульками. Он свалил их на подоконник и протянул профессору не очень чистый кулачок,