Бойцы тихого фронта - страница 62
Первое соображение подсказал Берзин, и оно полностью оправдалось. Второе выдвинули мы. Оно вытекало из впечатления, которое производила на нас тайга.
Для меня, славянина и коммуниста, тайга и все путешествие через Россию было праздником — праздником для воображения, не успевающего насытиться многоликой красотой этой земли; праздником для сердца, вступавшего в соприкосновение со своей праземлей, прародиной; праздником моих коммунистических убеждений; праздником моей веры: раз в России, на этой необъятной земле, восторжествовала революция, то будущее мира непременно принадлежит коммунистическим идеям…
Кроме того я видел, как русский пейзаж, особенно тайга, воздействуют на чувства и мысли иностранных пассажиров Транссибирской железной дороги.
Это влияние трудно описать.
Русский лес действовал на них, как шок. Шок внезапный, неожиданный, потрясающий всего человека, имеющий в большинстве случаев неожиданные для самого пассажира последствия.
Разумеется, иностранные пассажиры, ездившие в те годы по Транссибирской магистрали, были разные люди. Многие из них являлись агентами разведок — французской, английской, американской, японской, — встречались среди них и всевозможные «эксперты по России», и просто диверсанты, снабженные подлинными заграничными паспортами. Они ехали через Россию, чтобы познакомиться с этой загадочной «красной» страной, непосредственно почувствовать дух ее земли, высмотреть новый промышленный объект или военную установку, услышать случайно вырвавшуюся из уст русского пассажира секретную новость, поймать, если случайно повезет, на «удочку» какого-нибудь наивного гражданина.
«Так вот она какая — Россия!» — можно было, словно в открытой книге, прочесть на лицах некоторых из них. А ведь это только часть ее… Ее не объедешь на поезде, не охватишь взглядом, даже солнце не может осветить ее всю сразу (когда во Владивостоке всходит солнце, в Минске еще ночь)… «Какая бесконечная земля! Какие богатства! Как ее лучше завоевать? Как захватить эти богатства? Как воевать с этим народом, как его победить?..»
Выехавшие из Вены врагами этой земли, приехавшие, чтобы злословить, вредить, шпионить, некоторые из этих людей прибывали в Китай неузнаваемо переменившимися. Еще в Вене они легко вступали в разговор со мной и моими коллегами, мы быстро находили общий тон и язык. До Москвы совместно ругали все «красное», отворачивались от революционных плакатов и лозунгов на перронах станций, откровенно демонстрировали досаду при неизбежных контактах со всем советским — таможенниками, проводниками вагонов, официантами вагона-ресторана…
Краткая остановка в Москве подстегивала нашу антисоветскую ярость… «Жаль, ах как жаль, что великая Россия попала в лапы этой неграмотной сволочи — лентяям-фабричным, солдатам, вшивым мужикам. Какая трагедия…» Обильный обед в вагоне-ресторане и крепкие французские вина смягчали нашу ярость, поднимали настроение у будущих «хозяев и освободителей России» — мы провозглашали тосты за провал советского строя и пели старинные русские романсы.
Алкоголь мутил сознание собеседников, они теряли над собой контроль и у них помимо воли вырывались отдельные слова и целые фразы, которые о многом говорили опытному уху, давали возможность установить подлинную личность торговых агентов и комиссионеров. В этих фразах содержались не только отголоски дикой злобы и не просто угрозы.
Потом мы доезжали до Урала, этой неисчерпаемой сокровищницы подземных богатств, металлургического сердца России. Возлияния продолжались, но ругань уступала место неистовой злобе. «Смотрите, герр… (перед каждой поездкой я менял имя), смотрите, я узнаю этот хребет. Тут были горнодобывающие концессии французско-бельгийской фирмы. Если бы вы только могли себе представить, какой уголь, какую медь и железо добывали здесь!..» Наши спутники демонстрировали поразительную для обычного пассажира осведомленность об ископаемых богатствах России, об их прежних русских или иностранных владельцах, промышленных запасах, производственной мощности… Я кивал головой в знак полного единодушия. «И эти богатства теперь в руках красных! Нет, это чудовищно! Это действительно надо исправить, господа…»