– Не наговаривай на деда, – со смешком упрекнул друга Антон. – Нормальный он. Мы сына моего обсуждали, он про работу свою и жизнь рассказывал. Говорил, что каждую неделю на лыжах в Ивановку ходит за продуктами. Так что никакой он не сыч, обычный дед, просто живет тихо.
На другом конце трубки повисла нехорошая тишина. Как Антон ни звал товарища, но Миша почти полминуты молчал, а после изменившимся голосом сказал:
– Его уже семь лет никто в Ивановке не видел. Он сюда точно не приходит.
– Да как же так? – не поверил Антон. – Он мне сам говорил… Да и к тому же откуда у него продукты тогда? Он тут не голодает. Мясо вон почти в каждом блюде есть, а ведь скотины у него я никакой не заметил.
– Я тебе клянусь, его тут никто в деревне уже давно не видел.
– А с чего бы ему мне врать тогда?
– Я не знаю, Антон… Но… Ты уже уехал оттуда?
– Нет. Еще машину грею. А что?
– На твоем месте, я бы поспешил. У меня есть одно нехорошее предположение, – прошептал в трубку Миша, голос его дрожал от волнения.
– Какое? – спросил Антон, хватаясь за руль.
В этот момент в темном дверном проеме божедомки показался дед Богдан. В одной руке он сжимал свой топор, а в другой что-то тащил. Не обратив внимания на то, что его гость все еще не уехал, старик закрыл дверь, повесил замок и после развернулся, чтобы пойти к дому.
Тогда-то Антон и увидел, что нес божедом.
А дед заметил машину, которая еще стояла на месте, и замер.
– Мне кажется, мясо в его доме появилось вовсе не случайно, – послышался из динамиков телефона охрипший голос Миши.
В руке дед Богдан нес отрубленную промерзшую насквозь человеческую ногу.