Божественный Людвиг. Витгенштейн: Формы жизни - страница 18
Для того чтобы стать таким, он должен был перенести невеселое детство, фронт и плен, отказ от наследства и добровольное изгнание в деревню. Витгенштейн стал подлинным Витгенштейном приблизительно в 40 лет, зрелость наступила у него в том возрасте, в котором она обычно и наступает у всех людей. Но должно же было быть у такого удивительного человека хоть что-то обычное!
Глава 2.
Кембридж (1911–1913). Норвегия (1913–1914)
Витгенштейн и Рассел
18 октября 1911 года Бертран Рассел пил чай у себя на квартире в Кембридже с С. К. Огденом (впоследствии первым переводчиком витгенштейновского «Логико-философского трактата» на английский язык), как вдруг неожиданно «появился какой-то неизвестный немец, очень плохо говорящий по-английски, но отказывающийся говорить по-немецки (Витгенштейн говорил по-английски хорошо, просто он, видимо, очень волновался, запинался и т. д.; вспомним, что проблемы с речью у него были с детства — В. Р.). Он представился как человек, изучавший инженерное дело в Шарлоттенбурге, но во время своего обучения почувствовавший влечение к философии математики, и вот он теперь приехал в Кембридж исключительно с целью слушать мои лекции» (Письмо Рассела к Оттолине Морель от 18. 10. 11) [Monk 1990: 38–39]. Витгенштейн так нервничал, что забыл сказать, что он приехал по рекомендации Фреге, что он уже учился в Манчестере и что к Фреге ему посоветовал обратиться известный философ Сэмюэль Александер, автор книги «Пространство, время и божество». Александер сказал Витгенштейну, что Фреге — величайший из ныне живущих философов.
А вот что писала в своих воспоминаниях по этому поводу сестра Витгенштейна Мининг.
В этот период (обучения в Манчестере — В. Р.) он неожиданно заболел философией — так сказать, обсуждением онтологических проблем, причем с такой силой и как бы против своей воли, что во время каникул он так глубоко страдал от этой раздвоенности и внутреннего конфликта, что, казалось, он из одного человека превратился в двоих. К нему пришла одна из тех трансформаций, через которые он прошел в своей жизни, пришла и затронула самые глубины его существа. Он вздумал писать философский труд, и, в конце концов, ему пришло в голову показать план этого труда профессору Фреге из Иены, который занимался сходными проблемами. В этот период Людвиг постоянно находился в состоянии, которое невозможно описать, он был почти патологически возбужден, и я очень боялась, что Фреге, про которого я знала, что он уже очень старый человек, будет не в состоянии запастись терпением и пониманием, необходимыми для того, чтобы проникнуть в дело соразмерно его серьезности. Я была очень обеспокоена и встревожена во время поездки Людвига к Фреге. Но все прошло лучше, чем я ожидала. Фреге одобрил его философские поиски и посоветовал обратиться к профессору Расселу, что Людвиг и сделал [McGuinnes: 73–74].
Сам Витгенштейн в одной из бесед с Друри рассказал об этом визите так:
Помню, когда я впервые отправился с визитом к Фреге, у меня в голове было очень ясное представление о том, как он выглядит. Я позвонил в дверь, и мне открыл какой-то человек; я сказал ему, что приехал повидать профессора Фреге. «Я профессор Фреге», — сказал человек. На что я мог лишь воскликнуть: «Невозможно!» [Друри: 126].
Результат беседы Витгенштейн рассматривал как совершенно неутешительный. «Фреге, — говорил он, — просто размазал меня по полу».
Готлоб Фреге произвел примерно такой же переворот в логике, как Фрейд в психологии и Эйнштейн в физике. В двух словах, он явился основателем математической логики, которая вместо силлогизмов использует математические символы, что значительно упрощает процедуру логического доказательства и уменьшает вероятность ошибки. Фреге был чрезвычайно добросовестным, тонким, ранимым и великодушным человеком. Когда Рассел нашел в его системе ошибку, Фреге так расстроился, что долгие годы ничего не публиковал. Именно поэтому он послал Витгенштейна к более молодому Расселу, шедшему по его стопам, к тому времени уже написавшему книгу «Основания математики» и совместно с другим кембриджским философом Альфредом Нортом Уайтхедом готовившему в будущем знаменитый трехтомный труд «Principia Mathematica». В тот момент, когда Витгенштейн нарушил его чаепитие, Рассел не подозревал, что вошедший «немец» будет в ближайшие годы играть огромную роль в его жизни и в конце концов сделает с его системой то же, что он в свое время сделал с системой Фреге, — найдет в ней ошибки и, оттолкнувшись от нее, построит свою систему, гораздо более утонченную (подробно о проблемах, волновавших Фреге, Рассела и Витгенштейна в контексте развития европейской философии начала XX века мы расскажем в разделе 2.4 настоящей главы).