Божиею милостию, Мы, Императрица... - страница 17
Обстановка в комнате была весьма скромной. Голые каменные стены без окон, некрашенный деревянный пол, тяжёлые бронзовые канделябры с газовыми светильниками. Воздух, казалось, был пропитан каким-то особым тюремным духом.
Громоздкий дубовый стол старого тёмного дерева с тремя массивными креслами, над которым сзади зловеще возвышается штандарт тяжёлого чёрного бархата с вышитой серебром "адамовой головой" и литерами "Съ нами Богъ!"
Напротив стола, на простой деревянной скамье сидел человек, руки которого скованы наручниками. Дорогой твидовый пиджак, измаранный чем-то белым, и несвежая сорочка говорили о том, что их владельцу пришлось путешествовать долго и в явно некомфортных условиях. Голова покрыта колпаком из чёрной плотной ткани, полностью закрывавшим лицо. По бокам от арестанта застыли два дружинника Добровольной охраны.
Дверь открылась, в комнату вошли три человека, облачённые в
чёрные добровольческие блузы, рукава которых украшены широкими серебрянными шевронами главных старшин Добровольной охраны.
Вошедшие по-хозяйски заняли места за столом, разложив перед
собой какие-то документы.
- Снимите с него этот дурацкий колпак, - скомандовал, не скрывая раздражения, восседавший посредине председательствующий.
Дружинник осторожно снял колпак с головы арестанта, и все присутствующие смогли увидеть бледное матовое лицо, немного помятое, украшенное рыжеватыми усами и бородой-эспаньолкой.
Арестант, мужчина примерно сорока лет, на мгновение зажмурил глаза, отвыкшие от яркого света, но довольно быстро справился с собой, вперев свой пронзительный взгляд в сидящих за столом. Серые глаза, не выражающие страха, выдавали в нём человека весьма и весьма самоуверенного, больше привыкшего повелевать, чем подчиняться.
- Подсудимый, встаньте! - голос председательствующего прозвучал особенно резко, как удар бича.
Арестант медленно поднялся со скамьи, посмотрел по сторонам,
после чего ответил:
- Подсудимый? Позвольте же узнать, милостивые государи, кто и
по какому праву смеет судить меня! Уже который день я слышу подле себя русскую речь, но никто не пожелал даже пояснить, на каком основании меня лишили свободы и куда меня привезли! Что здесь за маскарад?
Голос его звучал особенно торжественно-саркастически, что свойственно лишь лицам, привыкшим к публичным выступлениям и дискуссиям.
- Господин Плеханов! Вы находитесь перед Верховной коллегией "Священной дружины", которая уполномочена Советом первых старшин вершить суд от имени Ея Величества! - ответил председательствующий.
- Ах, вот оно что, а я то думал, что попал в паршивую опперетку, господа! Или в логово Синей Бороды! - Плеханов не смог удержаться от смеха. - Я давно не был в России, но я даже представить себе не мог, что всё так плохо! Значит, вы и есть те самые "игнатьевские опричники", которыми ныне пугают детей? Тогда вам, господа, не хватает чёрных масок, чтобы скрыть свои лица!
- Вы совершенно зря смеётесь, подсудимый! Видимо, столь долгое
отсутствие в России и весьма неудобное путешествие в грузовом трюме оказывают дурное влияние на Вашу способность здравомыслия, господин Плеханов!
Твёрдый спокойный тон председательствующего сумел внушить
подсудимому какую-то долю сомнений в происходящем, но природная
амбициозность и звание "первого русского марксиста" взяли верх. Георгий Валентинович, проживший вне России уже 16 лет, не мог до конца поверить, что его, человека, известного всей просвещённой Европе, вот так просто могут судить какие-то самозванцы.
- Да это просто какая-то фантасмагория, а не суд! - воскликнул он. - Вы хотите меня убедить, что всё это именуется судом? Я не знаю, где я нахожусь, я не знаю никого из вас, господа. Ежели вам угодно предать меня суду, извольте передать меня в руки властей, полиции, жандармам, хоть чёрту с дьяволом! Но я категорически отказываюсь принимать участие в этом маскараде! Неужто вы возомнили себя новым "фемическим судом", господа? Чёрт возьми, в конце девятнадца-
того века вы пытаесь играть в средневековые игры!