Брак как произведение искусства - страница 8

Ф.С.: Именно поэтому она так пугает и от ее имени иногда убивают!

«Н.О.»: Можно ли назвать существующее между вами взаимопонимание образцовым?

Ф.С.: Образцовым? Нет. Это всего лишь личное приключение.

Ю.К.: Образец крайне негармоничных гармоний! Во всяком случае, мы не имеем ничего общего с образом идеальной пары, живущей в мире и согласии!

Филипп Соллерс: Мне нравится название: «Внутренний опыт против течения». В словосочетании «внутренний опыт» нужно сразу же подчеркнуть слово «опыт», поскольку у каждого из здесь присутствующих, я полагаю, я надеюсь, есть своя внутренняя жизнь, хотя теперь против нее направлен крайне яростный основной поток. Таким образом, внутренний опыт — это опыт с находящимся здесь человеком, который мы проводим в течение некоторого времени, впрочем, не столь длительного, учитывая интенсивность этого опыта. Следует пояснить, о каком фундаментальном опыте идет речь: в чем состоит его цель? Каков его предмет? И тому подобное. Никакого спиритуализма, мистики, шарлатанства и прочей повсеместной чуши, связанной со словом «внутренний». Опыт — это знание, и мы постараемся объяснить, о каком знании идет речь.

Во-вторых: «против течения». Против какого течения? Ну, скажем, наперекор обществу спектакля — другое название глобализации, в эпоху которой мы живем, — всеобщего взаимоподключения в так называемом реальном времени, смерти в реальном времени, но что это за «реальное время»? Новости, которые ежеминутно поступают для промывания мозгов, желающих узнать что-то самостоятельно. Это опустошение в первую очередь затронет не только внутренность человека, но и самое ценное, что у него есть — язык. Уже многие годы мы делаем упор на опыте языка, который представляется нам основополагающим. Все реже удается встретить кого-то, кто действительно что-то читает, кто не поглощен жалким и скудным общением посредством мессенджеров.

Поэтому, чтобы взглянуть на эти вещи в исторической перспективе и позволить Юлии ответить — сказать то, что она желает сказать на данную тему, — я бы хотел коснуться вопроса детства. «Детство, вновь обретенное по собственному желанию», как говорил Бодлер. Теперь детство является местом, которое, на мой взгляд, находится под наибольшим давлением, наблюдением и наиболее поврежденное в самой своей основе. Детство играет решающую роль в истинном построении внутреннего опыта. Так уж вышло, что, «против течения», мы ничем не лучше двух неисправимых детей, которые оказались здесь прежде всего по историческим причинам. Юлия — ребенок, испытавший на себе условия тоталитаризма. Она жила в Болгарии при социалистическом режиме, и в тот период в ее жизни произошла трагедия — смерть отца, — которую она описала в прекрасной книге «Старик и волки» («Le Vieil Homme et les loups»)[6]. Когда мы познакомились, она выходила, убегала из тоталитарного опыта. Я был настолько этим заинтригован, впечатлен, что безостановочно расспрашивал ее о детстве.

Что касается меня, то мне в чем-то постоянно отказывалось, потому что во Франции далеко не у всех было такое детство, как у меня, — мне выпала огромная честь родиться незадолго до начала Второй мировой войны в Бордо в семье убежденных англофилов. Была немецкая оккупация, немцы поселились на нижних этажах наших домов, они заняли все дома, а потом снесли имение на острове Ре, потому что оно мешало их береговым батареям. В ту пору я отчетливо слышал немецкую речь, а на верхних этажах и в подвалах мы слушали Радио-Лондон, «Французы говорят французам». Для ребенка было очень важно иметь родителей, для которых критерием истины — во Франции времен режима Виши это все-таки было очень странным, малораспространенным явлением — являлся Лондон. У нас дома говорили: «Англичане всегда правы». Итак, Радио-Лондон, восхитительные личные сообщения на волнах свободного радио, учрежденного в 1940 году: «Французы говорят французам», «Передаем личные сообщения»… Я слушал все это, мне было шесть лет, но эти невероятные сообщения поражали слух будущего писателя: «Мне нравятся женщины в синем, повторяю: мне нравятся женщины в синем»; «Мы будем кататься по траве, повторяю: мы будем кататься по траве…». И все это на фоне сильных помех, не так ли? Вот.