Брат Третьей Степени - страница 33

стр.

Не опуская своих чудных глаз и, по всей видимости, не сознавая моего восхищения, она повторила свою просьбу. Всего несколько минут назад я дал обет не открывать лица и, вспомнив о нем, неуверенно произнес:

— Я обещал не снимать маски.

— Мы же одни, — сказала красавица.

После секундного колебания, совершенно очарованный ее улыбкой, я уже готов был подчиниться, но она со вздохом опустила вуаль и знаком остановила меня. И тогда я понял: это было испытание, и она заметила мою слабость. Мне говорили о друге и учителе, но не об искусителе.

— Господин рыцарь, — проговорила монахиня, — мы беседовали о прошлых жизнях, и вы спросили, почему о них не помните. Дело в том, что память мозга переменчива и ненадежна. Она регистрирует опыт только этой жизни, а прошедшие жизни записаны в душе. Тренировка пробуждает сознание души, в котором сохранены все воспоминания. А теперь, если вы будете любезны выслушать меня, я расскажу вам одну историю. Пожалуйста, позвольте своей душе пробудиться. — Она снова отбросила вуаль и, заняв место напротив, пристально посмотрев мне в глаза, продолжала своим тихим музыкальным голосом:

— Ясное весеннее утро. Легкий ветерок несет золотистые облака в небесной синеве. Фруктовые деревья покрыты бутонами и уже пышно распустившимися цветами. Воздух напоен их ароматом, и радостные птицы повсюду разливают свои трели. С одной стороны горизонт, окаймленный горами, с другой серебристые ручейки, бегущие по зеленым полям к ровному зеркалу моря, говорят, что мы находимся в древней Греции. Двое идут по тропинке, вьющейся у подножия холмов: молодой человек во всей славе силы и красоты, такие черты лица и формы редко встречались с тех пор, как закатилась звезда Греции; обок с ним красивая женщина-гречанка, — такую бы Фидий выбрал в натурщицы. Они направляются на игры — Олимпийские игры. Он, полностью уверенный в своих способностях и умении, она, счастливая от предвкушения его верной победы. Взявшись за руки, они весело шагают своей дорогой. Собирая цветы, она сплетает венок и возлагает на его кудри, а он в знак признательности останавливается, чтобы обнять ее и поцеловать розовые щеки. Так идут они, радостно распевая песни, им кажется, что боги, природа и люди объединились в любви и мире.

Но вот их настигает гонец, и они слышат его голос: «Ксеркс идет! Нужны люди для охраны тропы. Все истинные греки присоединяются к Леониду у Фермопил. Исполни свой долг!» Гонец понесся дальше. Ускорив шаги, юная чета подходит к толпе, собравшейся на игры. Поговаривают, что играми нельзя пренебрегать, даже когда близко враг, но среди этой толпы они находят группу людей, которые собираются немедленно выступить на защиту горного прохода. Юноша решает присоединиться к ним. Прелестная спутница, едва сдерживая слезы, убирает его волосы особым образом, как пристало тем, кто идет на смертный бой, и, целуя его на прощание, говорит: «Ради свободы Греции отпускаю тебя».

Его звали Клеомед, и той ночью его тело уже лежало там, где и тело Леонида, — на тропе, что вилась по горе Эет. В эту ночь Иола — подруга Клеомеда ищет останки своего возлюбленного на поле битвы. И находит. Лицо его, теперь холодное и белое, тем не менее, прекрасно и торжественно спокойно. Она хочет срезать один золотистый локон с его благородной головы, дабы вечно хранить память об их любви. В этот момент солдат восточной орды, отставший от своих, видит ее и бросается к ней, желая учинить насилие. Иола борется. В ярости враг наносит удар, и она падает, обливаясь кровью, на тело своего возлюбленного. Кровь их смешалась, и она умирает, а ночная тьма скрывает эту сцену.

Рассказчица умолкла. Я был зачарован, словно здесь свершалось волшебство. Каждое ее слово рождало в моем мозгу картины, и все они были мне странно знакомы. После недолгой паузы она продолжила:

— Миновало более тысячи лет, и произошли огромные перемены. Владычество Рима пришло и ушло, настала ночь цивилизации. Теперь сцена в Галлии. Юный монах, неизменно прилежный в делах милосердия и любви, склоняется над искалеченными телами, которыми полны поля Пуатье. Ночь. Бледная луна, выглядывая из-за облаков, кажется, создает фантомы, кружащие над этим ужасным, залитым кровью местом. Монах продолжает свой труд, забыв обо всем, он перевязывает раненых, не различая мавров и галлов. Утро застает его продолжающим бодрствовать и оказывать помощь страждущим. Не рассуждая, язычники они или нет, он трудится просто для людей.