Братья Бельские - страница 30

Потом всех погрузили на грузовики и отвезли в небольшую деревню Литовка, расположенную к северу от города. В отличие от расправы 8 декабря, немцы не потрудились замаскировать свое преступление. Могилы были вырыты всего в нескольких метрах от главной дороги. Евреев согнали с грузовиков, приказали выстроиться в линию перед ямами и расстреляли. Было убито по различным оценкам от одной до пяти тысяч евреев, их тела покрыли слоем негашеной извести и засыпали песком.

После этого спецподразделение отправилось к зданию суда за прячущимися там детьми. «Они забрали мою маленькую сестренку, — вспоминала Лея Берковски. — Я хотела побежать за ней, но мама сказала мне: „Ничего не делай. Они просто собираются отвезти ее обратно в гетто“».

Солдаты обыскали здание и вышвырнули всех найденных детей в окна на мостовую. Один из карателей не сумел открыть заржавелый замок на двери подвала и позвал еврейского мастера Шмула Оппенхайма. Поковырявшись с замком, Оппенхайм покачал головой: «Никак не открыть». Солдат пошел дальше, а Оппенхайм с облегчением вздохнул: за дверью скрывалось несколько детей.

На следующий день оставшиеся в живых, приблизительно тысяча двести человек, были распределены поровну между зданием суда и бараками. Им приказали возобновить работу. С наступлением ночи здание суда окружили колючей проволокой — оно стало вторым Новогрудским гетто.

После нескольких дней проживания в бараках чернорабочих под конвоем отвели туда, где еще недавно было первое гетто; теперь это было пустынное, зловещее место. Дома разграбили, окна и двери были открыты настежь. На тротуарах лежала запачканная кровью одежда; немецкие офицеры подбрасывали ногами мусор. Юденреферент Рейтер приказал чернорабочим собраться в центральной части бывшего гетто.

— Отныне, — сказал он, — здесь больше нет еврейской общины. В этом месте будет еврейский трудовой лагерь, и те, кто будет работать, останется в живых. Но любая незаконная деятельность означает для вас мгновенную смерть.

После второй резни некоторые евреи, особенно квалифицированные мастера, которые были нужны немцам для военных нужд, решили, что их уже не тронут. Однако чернорабочие в трудовом лагере ясно понимали, что их гибель — это только вопрос времени.

Через несколько дней после резни 7 августа Константин Козловский добрался до Новогрудского гетто в Перешике и передал Юде Бельскому письмо Тувьи. Юда, сын одного из братьев Давида Бельского, уже и сам обдумывал побег. От еврейских рабочих, переведенных в Новогрудок из соседнего Дятлова, он знал о партизанских отрядах, воюющих в Липичанской пуще, — лесу, расположенном далеко на западе. Удерживал его слух о том, что несколько беглецов из гетто были убиты русскими партизанами-антисемитами. Но после письма от Тувьи он все-таки решился.

Собрав группу единомышленников (включая свою жену Иду), он обсудил с ними идею побега в лагерь братьев Бельских. Один из них, мужской парикмахер Песах Фридберг, выразил сомнение, которое терзало всех, кто думал о побеге: удастся ли обмануть охрану и как? И что, если побег станет причиной гибели тех, кто останется здесь, за колючей проволокой? Но все знали, что в результате массовых убийств в Новогрудке погибло свыше семи тысяч евреев и большинство живых тоже, вероятнее всего, обречены на скорую гибель. Все равно умирать, заключили собравшиеся, почему бы тогда не умереть, пытаясь обрести свободу? Группа решила бежать в одну из ночей в середине августа.

В последующие дни Песах изучал передвижения часовых, карауливших территорию гетто и его обитателей. Он наблюдал за тем, как белорусские и польские каратели, пособники нацистов, обходили по периметру маленькое гетто: без надзора оставались отдельные его участки и то лишь на непродолжительные промежутки времени. Этими короткими минутами и решено было воспользоваться.

Темной ночью, едва прошли часовые, группа из девяти человек выломала три доски в заборе и вылезла через пролом. Вдруг они заметили, что один часовой развернулся и пошел назад прямо на них. Беглецы замерли в темноте. В последнее мгновение часовой опять сделал поворот на сто восемьдесят градусов и зашагал в сторону своих товарищей.