Бремя страстей - страница 3
Гонсалес оторвался от двери, выхватил из упаковки на столе пластиковую чашку и налил в нее тоненькой струйкой кофе из стеклянной кружки, подогревавшейся на электрической плитке. Потом подошел с кружкой к женщине и, не спросив ее согласия, долил ее чашку.
Уилсон развернул стул и оседлал его. Облокотившись на спинку, он наклонился вперед и уставился на женщину сердитым взглядом. Она выдержала его взгляд.
— Мы только пытаемся уточнить, что произошло и кто там находился. К счастью, у вашего мужа был при себе бумажник, в противном случае мы не смогли бы его узнать. Он в ужасном виде. Опухшее лицо в порезах, волосы сожжены, челюсть сломана и нога в гипсе. Врачам удалось сохранить ему поврежденный глаз и он даже сможет ходить, если будет стараться.— Он заметил, что женщина содрогнулась. Значит, муж ей не безразличен… хотя бы немного.— Второго мы не знаем. Не идентифицирован. Лицо у него тоже здорово изуродовано. Сплошная багрово-черная маска. Не хватает нескольких зубов и руки страшно обожжены. Волосы сгорели почти начисто. Мы потратили уже черт знает сколько времени, чтобы вычислить, кто бы это мог быть, и подумали, может, вы сумеете нам помочь.— Откинувшись назад, он взял в руку чашку с уже остывшим кофе.
— А как… насчет отпечатков пальцев?
— Их чертова прорва. Руки Джона Доу[1] обгорели, поэтому снять с него отпечатки пальцев невозможно. Пока, во всяком случае. Из-за выбитых зубов и сломанной челюсти идентификация по зубам потребует некоторого времени…
Прищурив глаза, Уилсон задумчиво смотрел на женщину, машинально пощипывая щетину отросшей за два дня бороды.
— Если не выяснится другое, останется предположить, что мерзавец специально сжег себе руки, ну, понимаете, чтобы не иметь с нами дела…
Лицо у нее исказилось.
— Вы предполагаете, что это он устроил поджог?
— Не исключено.— Уилсон взял свою кружку с отбитыми краями и сделал большой глоток, затем подал знак Гонсалесу, чтобы он приготовил еще кофе.
— Я ведь сказала вам, что не имею понятия, кто он.
— Он встречался с вашим мужем на лесопилке.
Она колебалась.
— Вы уже говорили мне, но я… я не была в курсе дел моего мужа. Я представления не имею, с кем он встречался и зачем.
Брови Т. Джона изогнулись.
— А-а, у вас был один из тех новомодных браков… ну, знаете, когда он сам по себе, она сама по себе?
Гонсалес снова топтался у плитки, разрывая пакет сухих сливок… Этот отвратительный на вид белый порошок не вызывал никаких ассоциаций с коровьим молоком.
— Мы подумывали о разводе,— призналась она, в голосе ее прозвучала нотка раскаяния.
— Вот как? — Уилсону удалось сдержать улыбку. Наконец-то ему удалось докопаться до чего-то более-менее важного. Вот и мотив… или хотя бы зацепка. А большего ему и не требовалось. — Шеф пожарных считает, что имел место поджог.
— Я знаю.
— Способ поджога… хм, черт возьми, он ведь может оказаться точной копией того, что произошел семнадцать лет назад, когда заполыхала мельница. Вы помните, не так ли? — Она слегка поморщилась, стиснутые губы побелели. — Да-а, догадываюсь, что вам трудно забыть такое…
Она отвела взгляд, руки, державшие в ладонях чашку, дрожали. Ей ли не помнить тот пожар! Каждый житель Просперити помнил. Тогда пострадало все семейство Бьюкененов, это была ужасная драма, от которой большинство из них так и не оправилось. Старший — отец Кэссиди — так и не набрал былую мощь, его жизнь, дела компании, его своенравная дочь вышли у него из-под контроля.
— Может, вы хотели бы съездить в больницу и взглянуть на пострадавших? Только предупреждаю, зрелище не из приятных.
Она направила на него твердый взгляд желтых глаз, и он вспомнил, что она не только репортер, но еще из породы Бьюкененов.
— Я настаиваю на встрече с мужем с того момента, как с ним случилось несчастье. Врачи говорили, что я не смогу увидеть его, пока не даст разрешения шериф… будто бы на нем висит подозрение.
— Ладно, к черту, давайте поедем! — воскликнул Уилсон и тут же, едва она встала, передумал.— Только прежде выясним еще кое-что.— Женщина застыла на месте, потом медленно опустилась на обшарпанный пластиковый стул.