Бриллиант мутной воды - страница 11
– Почему? – удивилась Соня.
– А как ты понимаешь любовь? – вопросом на вопрос ответила Нора. – По-моему, если испытываешь к человеку глубокие чувства, то сделаешь все ради его счастья. Николай полюбил эту женщину, и ты должна к ней хорошо относиться. Зачем создавать сыну лишние трудности. Представляешь, как ему трудно метаться меж двух огней? На мой взгляд, ты сейчас демонстрируешь не материнскую любовь, а глубокий эгоизм и собственнические чувства.
Соня швырнула трубку, а Нора расстроилась. Наверное, не следовало так резко разговаривать с подругой. Но через полчаса телефон снова зазвонил, и из трубки донесся нервный голос Сони:
– Нора, ты права. Я вела себя, как дура! Надо немедленно исправлять ситуацию, надеюсь, еще не поздно! Сейчас же беру серьги Калерии Сергеевны и еду к Беате. Отдам ей украшение, скажу, что они переходят в нашей семье от матери к дочери, обниму ее, попрошу прощения, предложу дружбу. Как ты думаешь, она пойдет на контакт?
– Конечно, – обрадованно воскликнула Нора, – очень правильное решение!
– Мне так жаль, что Николаша стал взрослым, – пробормотала Соня.
– Ничего, – засмеялась Элеонора, – небось скоро получишь младенца и снова будешь счастлива.
– Все, все, – затараторила Соня, – уже несусь.
– Лучше завтра, – посоветовала Нора.
– Нет, только сейчас, – заявила подруга и отсоединилась.
– Ну и о чем это свидетельствует? – осторожно осведомился я, видя, что Нора замолчала.
– Она поехала к Беате с огромным желанием наладить хорошие отношения, даже дружбу. Соня никак не могла убить невесту Николаши, – отрезала Нора.
– Вы не правы, – покачал я головой. – Желаемое – это одно, а действительность – совсем другое. Небось вошла в квартиру, полная светлых чувств, а потом разгорелся скандал!
– Беату убили во вторник, – напомнила хозяйка, – между девятнадцатью и двадцатью, а Соня приезжала к ней накануне. Ты когда-нибудь видел серьги Калерии Сергеевны?
Я кивнул. Конечно, единственная драгоценность, имевшаяся у Сони, – это дорогие подвески с бриллиантами редкой чистоты. Они достались ей от матери, и даже в самые тяжелые, голодные годы Соня не продала их. Впрочем, она редко надевала украшение.
– Вот, – протянула мне Нора ключи, – поезжай, посмотри.
– Куда? – удивился я.
– На квартиру к Беате.
– Зачем?
– Внимательно осмотрись там, меня интересует, лежат ли где-нибудь серьги Сони. Судя по всему, квартира несчастной невелика, особо тайных мест там не будет.
– Но…
– Собирайся.
– Дверь, скорей всего, опечатана.
– И что?
– Как же я войду?
– Ваня, – ухмыльнулась Элеонора, – «печать» – это всего лишь полоска бумаги, оторви – и вперед.
Я только покачал головой. Конечно, Элеонору подобное препятствие не остановит, но для меня оно представляется значительным, потому что я законопослушный гражданин, хотя… Пару раз и мне приходилось совершать предосудительные поступки. Я посмотрел на связку ключей и запоздало удивился:
– Откуда они у вас? Неужели Беата дала? Когда и зачем?
Нора рассмеялась:
– Нет, конечно, я никогда не видела эту девушку.
– Но ключи?
– Это отмычки. Какая-нибудь обязательно подойдет. Скорей всего, на двери там самый простенький, примитивный замок.
Я уставился на изогнутые железки.
– Это же противозаконно.
– Действуй, Ваня, – велела хозяйка и, не слушая моих возражений, выкатилась в коридор.
Сами понимаете, что мне пришлось подчиниться.
Жила Беата в не слишком приятном месте, в пятиэтажке первого образца, в доме, который явно был предназначен на снос. Единственное преимущество жилья было в тишине. Здание стояло вдали от больших магистралей, в глубине квартала, и летом тут, наверное, было как на даче. Но сегодня, накануне Нового года, пейзаж выглядел уныло. Как всегда, перед самым радостным праздником потеплело, снег мигом исчез из дворов, превратившись в серо-черную грязь, деревья стояли голые, покосившаяся лавочка у подъезда пустовала. Перед домом не было ни единой живой души: не гуляли собаки, не кричала ребятня, не сплетничали старухи. В промозглый, сырой день все предпочитали сидеть дома, пить чай. Только в самом дальнем углу развевалось на ветру чье-то белье: ситцевые застиранные пододеяльники и наволочки, устрашающего размера розовые атласные лифчики, необъятные панталоны и бесчисленное множество детских разноцветных колготок.