Бриллианты императрицы - страница 6
— Милости просим. Очень будем рады, — поднимаясь с места, сказала хозяйка и, взяв с окна кипу бумаг, уложенных в газету и перевязанных бечевкой, подала ее гостю.
Тот стал было прощаться, как во дворе послышались голоса, кто-то завозился на лестнице и зашагал по балкончику в направлении квартиры Пашковых.
Старик удивленно вытянул шею, всматриваясь в коридор, хозяйка пошла к дверям, а пастор, отодвинувшись от бумаг, быстро положил их обратно на окно и не без тревоги смотрел на открывшуюся дверь.
В ней стоял молодой человек среднего роста, в солдатской фуражке, надетой на коротко остриженную голову.
— Вам кого, товарищ? — негромко спросила хозяйка.
— Извиняюсь! Это будет квартира девять? — с сильным грузинским акцентом спросил вновь прибывший.
— Девять. А вам кого надо? — подходя к молодому человеку, спросил старик.
— Терентий Петрович будете? — подходя к старику, спросил тот. — Я ваш племянник Ладо, не узнаете? Из Сагурамо, вам привет от Розочки.
— Какой, извиняюсь, Розочки? — опешил старик. — Вы обознались. Ведь Терентий Петрович уже дней десять, как помер, а я новый жилец в квартире, Пашков Антон Ефимыч.
При словах «из Сагурамо, привет от Розочки» пастор насторожился.
— Помер, помер. Неделю, как схоронили, — сказала Дарья Савельевна, внимательно глядя на молодого человека. — А как же вы, говорите, племянник Почтарева, а сами даже спутали его с чужим человеком?
— Э-э, милая, — засмеялся новый гость, — ведь мы, кавказцы, всех людей постарше зовем дядями да отцами. Потому только так, из кавказского обычая, и назвал себя племянником покойного, а видел я его всего один раз, в Тбилиси, прошлым летом у его знакомых.
Пастор заметил некоторую фальшь и смущение, которые хотел веселой, разбитной речью замаскировать грузин.
— Значит, помер мой богоданный дядя. Ай-яй-яй, как будут жалеть его в Тбилиси! — качая головой, сокрушенно сказал он.
— Да, Терентий Петрович точно в прошлом году ездил в Тифлис… недельки две прогостил там… Рассказывал, как его там угощали, — сказал ничего не заметивший старик.
— Так как же теперь быть? — почесывая затылок, в раздумье сказал молодой человек. — А я думал остановиться у него.
Старик что-то хотел сказать, но, заметив недовольное движение старухи, замолчал.
— Пойдемте со мной, — вдруг сказал пастор. — Я остановился в общежитии туристов, там рядом свободная койка. — И, взяв снова с окна пачку бумаг в газете, он направился к выходу. — Идемте, идемте. Нечего раздумывать, — трогая за локоть грузина, сказал он. — Я ведь тоже с удовольствием послушаю о Тбилиси, Сагурамо и о Розочке.
При последних словах молодой грузин чуть вздрогнул, глянул в глаза смотревшему на него пастору и улыбнулся, погасив сигарету в пепельнице:
— Хорошо, к туристам так к туристам!
И они вышли из квартиры, занимаемой стариками Пашковыми.
— Куда пойдете? — пропуская вперед молодого человека, спросил пастор.
— Я думаю, к своим знакомым.
— Бросьте это! Ведь у вас здесь никаких друзей, кроме умершего Почтарева, нет.
— Слушайте, кто вы такой и о чем говорите? — вспылил молодой человек.
— В вашей работе надо быть хладнокровным. Вспыльчивость губит людей, — спокойно продолжал пастор, — а особенно если кричать на улице, останавливаться и привлекать внимание прохожих.
— Не понимаю, о чем вы говорите! — нерешительно сказал грузин.
— Понимаете. Закуривайте! — предложил пастор. — Итак, Ладо, зачем вы приехали сюда?
— Странное дело! Не разговор, а какой-то допрос, — пожал плечами грузин. — Я уже сказал, что Почтарев…
— …ваш дядя… — засмеялся Брухмиллер, — и, к сожалению, вышло очень неудачно. Ведь за час до вас я тоже назвал себя племянником покойного, и эти милые старички никак не ожидали, что у угрюмого, одинокого пенсионера могло быть столько внимательных к нему родственников.
— Как, вы тоже племянник?
— Да-а. Теперь отбросим ненужную конспирацию и, если случай свел нас вместе, начнем прямой и деловой разговор. Почему вы так стремительно появились здесь, когда Почтарева нужно было оберегать от всяких лишних посещений?
Ладо внимательно и молча слушал Брухмиллера.
— Второе. Почему вы не знали о смерти Почтарева?.. Я уже сказал вам, что волноваться и останавливаться не стоит. Так куда же мы пойдем? На улице не совсем удобно беседовать, а на Александровский мне идти нежелательно. Много света и людей, — беря под руку молодого человека, сказал пастор.