Бродяга - страница 3

стр.



   - Я погляжу, утро сегодня уж больно мокрое. В такое утро сидеть бы у растопленного камина и уплетать яичницу, а не дрова колоть.



   Работник вздрогнул. Обернулся, не без испуга воззрившись на незнакомца. Рука затекла от тяжести, и он прислонил колун к колоде.



   - А тебе какое дело? Ступай своей дорогой, куда шёл, человек прохожий. - Спутанные волосы цвета меди были отброшены с глаз заученным движением.



   - Может и есть дело. Ты откуда знаешь, если ещё не выслушал меня?



   - Ну, говори, чего надо, - снизошёл парень, чувствуя себя в более привилегированном положении - он может и пыхтит тут, зато при деле и на нём не надеты вымазанные в грязи обноски.



   - Я бы помог тебе, друг. Дров наколол, ещё какую работу сделал. А ты бы договорился со здешним хозяином, - бродяга кивнул на возносящуюся перед ними глухую стену таверны, - об обеде для меня. Если дела найдутся, так я могу и до ужина задержаться, а может и на пару деньков. Как думаешь?



   Бродягу одарили прищуренным взглядом, отмечая шрамы на лице и тронутые сединой волосы, сцепленные сзади в короткий хвост. Кольщик почесал начавшую зарастать первой щетиной щёку, вроде как размышляя над его словами.



   - Дел хватает. Тем более здесь, на отшибе. Посетителей мало, и те одна шваль. От того и доходы не чета заведениям в центре, что держит лорд. Нам работников нанимать не на что, самим приходится батрачить. Хотя, если ты готов поработать... за еду, - парень улыбнулся, - я поговорю с матерью. Но получить какие-то деньги и не мечтай! Самим бы кто дал.



   Парень оказался разговорчив. Языком чесать, оно не колуном махать.



   - Твоя семья содержит эту таверну? - Бродяга тоже улыбнулся, демонстрируя дырку на месте переднего зуба.



   - Ага. Мать тут всем заправляет. Отца уж восемь лет как схоронили, но она и одна неплохо справляется.



   Судя по наваленному вокруг хламу, бродяга бы того не сказал. По крайней мере, вслух.



   - Значит, ты договоришься обо мне, добрый господин?



   - Да, да. Только, это... у тебя на плече крыса.



   Бродяга скосился на более не спящего альбиноса, севшего "столбиком" на задние лапы и взирающего на нового для себя человека.



   - Это мой друг. Мы вместе путешествуем.



   - Понятно... Ладно, жди тут. Я щас.



   Сняв со столба вытертую кожаную безрукавку, сын хозяйки ещё раз обозрел незнакомца (а также его "друга"), не иначе опасаясь, как бы тот чего не спёр, стоит лишь его оставить одного. Затем скрылся за неприметной дверкой в стене таверны, где, очевидно, имелся проход в основное здания.



   Бродяга погладил мыша. И направился к цветочной клумбе и раскрытому окну.



   Малец пребывал на прежнем месте.



   - Твоя клумба устроена в тени, здесь цветам расти плохо.



   Закутанный в одеяло вытаращился на него. И отдалился вглубь дома.



   - Ты немой что ли? - спросил бродяга.



   Малец остановился. Помотал головой. Затем выдавил:



   - Нет... А вы?



   - Тоже, вроде, нет. Что киснешь в четырёх стенах? На улице совсем тепло.



   Солнце действительно припекало, так что можно было скинуть намокший плащ, равно как и потерявшую всякую форму шляпу. Что бродяга не преминул сделать. С плеч сразу словно гору сняли.



   - У вас крыса? - Конечно, и этот увидел зверька, но, в отличие от кольщика, в его голосе звучало любопытство. Ребёнок.



   - Это мышь-альбинос. Мы с ним неразлучная парочка.



   - Он ваш друг. Я слышал, как вы говорили с братом.



   - Значит, это был твой брат, - кивнул бродяга. О том можно было догадаться по волосам, в данном случае остриженным под "горшок". А вот глаза у старшего оказались не столь примечательны - обычные серые. - Ваша мама - хозяйка таверны.



   - Да. И это она не велит мне выходить, - добавил юнец. - Я часто болею. А теперь совсем сильно. Я уже целый месяц сижу дома, только окно можно открыть ненадолго, когда дождя нет и если тепло закутаюсь. Потому я и не люблю дождь... А ещё я слышал, как лекарь сказал, что у меня воспаление лёгких, и если молоко с пареным ячменём не поможет, я могу даже умереть.



   Словно в подтверждение своих слов, малец закашлялся. Глухо и натужно, как столетний старик. Лицо его покрылось потом, взгляд сразу погас.