Брошенное королевство - страница 40

Коты никогда ничего не забывали. Они никогда не отказывались от однажды предложенной дружбы. И никогда не переставали ненавидеть, если кого-то или что-то возненавидели.

Они жили с людьми, в человеческом мире, безразличные ко всему и почти неузнаваемые. Мало кто мог с первого взгляда отличить одного кота от другого, если речь не шла о какой-то действительно особенной масти. Для прохожего с улиц Роллайны все серые в полоску звери были одинаковыми, так же, впрочем, как и бурые. Привлечь внимание мог самое большее какой-нибудь гадб, громбелардский кот-гигант, который был намного крупнее распространенных в Армекте и Дартане тирсов.

Самый крупный гадб, которого когда-либо видели в Роллайне, не привлекал ничьего внимания, поскольку не вылезал из своего сада, вернее, садика; в перенаселенной дартанской столице при домах не имелось настоящих парков и садов. Бурый кот лежал на боку, подставив шкуру лучам солнца. Лапа толщиной с мужскую руку мокла в пруду. Известная кошачья неприязнь к воде не касалась гадбов, которые на своей дождливой родине почти никогда не ходили сухими. Да, лежащий в саду кот ненавидел воду — но соленую, никому не нужную, оскорбляющую его самим своим существованием.

Среди белевших в траве камней, окружавших грядку, один был особенным, ибо блестел в лучах солнца, словно снег. Брачный период у котов продолжался лишь недолго, они не создавали семей и не заводили любовниц. Будь по-другому, большого бурого кота можно было бы искренне поздравить. Сверкающий белый камень открыл ярко-зеленые глаза и оказался самой прекрасной кошкой-тирсом, какую только можно было себе представить.

— Хватит метаться, — произнесло чудо голосом намного более отчетливым, чем обычно у котов; уже одно это указывало на женский пол.

«Метанием» наверняка именовались слабые движения бурого хвоста.

Полная фраза для кота, обращающегося к другому коту, — это была настоящая речь. Будь на их месте люди, женщина произнесла бы целую тираду, а раздраженный мужчина мог бы на это ответить: «Что ты все болтаешь? Перестань».

Бурый именно так и отреагировал, шевельнув ухом. Обиженная красотка снова закрыла глаза.

Но вскоре вновь завязался немногословный кошачий разговор, почти полностью непонятный человеку, ибо он состоял из отдельных слов, обильно приукрашенных разнообразными, уловимыми только для кота сигналами.

Коты очень редко носили перед именем инициалы в память о знаменитых предках. Но те немногие, кто имел такое право и желание, известны были во всем Шерере. Бурого гиганта звали Л.С.И. Рбит, и он являлся наследником традиций кошачьего рода (а может, только линии) воинов, которые много веков назад повели собратьев на победу в прославленной Кошачьей войне против людей ради признания… всего двух кошачьих прав. То была война во имя кошачьей прихоти. Тем не менее история рыцарского рода Л.С.И. была в Армекте, обожавшем военные легенды, широко известна и… полностью лжива, как и большинство старых легенд.

У Дартана тоже имелась своя «кошачья» легенда, правда, уже несколько забытая. К.Н. Васанева (это редкое и гордое имя в армектанском звучании носила сама императрица-мать) являлась столь же необычной личностью, как и Рбит, а именно… королевской воровкой. Много веков назад, когда в Дартане царствовала мифическая королева Роллайна, по имени которой получила название столица, предки Васаневы оказывали ей услуги. Прошли столетия, Дартан стал провинцией Вечной империи, а потом вновь обрел независимость и королеву — наследницу традиций первой властительницы Дартана. И тогда к королеве пришла снежно-белая красавица кошка и заявила: «Я здесь, королева. Скажи, какие документы или тайны нужно украсть, и вскоре они у тебя будут».

Два самых высокородных кота Шерера лежали в саду возле одного из домов Роллайны. Рбит оправдывался перед своей подругой, а за всю жизнь он делал это всего несколько раз и только перед одним существом — другом и братом, королем дождливого Громбеларда. Кошка хотела знать причины, по которым Рбит валяется в саду, вместо того чтобы действовать. У него имелось множество дел, бездействие утомляло его и раздражало, и тем не менее он лежал, опустив лапу в пруд. Кот с необычным для него терпением объяснял, что… не знает, почему он ничего не делает. У него предчувствие. И это служило бы вполне понятной для нее причиной, если бы не то, что… у нее тоже было предчувствие. Он должен действовать, и все. А он лежал и… в общем, «метался», хотя всего лишь кончиком хвоста.