Брюс: Дорогами Петра Великого - страница 37
Но Борис Петрович не торопился с походом: мало ли ещё какое новое повеление пришлёт государь! Старый боярин собирал провиант и фураж, ждал, пока подсохнут дороги, и выступил токмо через три недели. 4-го июня конные русские разъезды наконец появились у стен Дерпта. Город был крепко укреплён: с его стен и бастионов грозили 132 шведские пушки, трёхтысячный гарнизон пополнили горожане. Комендант Дерпта, «великий фурьян, шумный и буйный», сдаваться и не думал, а «крепостные пушки, — жаловался фельдмаршал в письме к Меншикову, — залпом стреляют во все наши шанцы... в самые батареи бомбы сажают и две наши пушки медные двенадцатифунтовые ранили. Я, как и взрос, такой пушечной стрельбы не слышал!» Ох, и жалел Борис Петрович, что нет с ним такого славного бомбардира, как Брюс, который в прошлом году помог при взятии Копорья. Новый же инженер, учёный немчик из Пруссии, ни одной бреши в стенах пробить не смог.
Вот почему Борис Петрович очень обрадовался, когда 3-го июля нежданно в его лагерь прискакали господин первый бомбардир Пётр и сопровождающий его Яков Брюс.
В тот же день Пётр сделал рекогносцировку всей шведской фортеции и самолично осмотрел апроши, ведомые войсками Шереметева к городским стенам.
— Прошлой неделью комендант Шнютте учинил было вылазку, хотел засыпать апроши землёй, но мои гренадеры отбили вылазку! — вздумал было похвастаться фельдмаршал, но Пётр его зло прервал:
— Шнютте не смог, говоришь, засыпать апроши? Так я сам велю те апроши с южной стороны засыпать! Ты что, не видишь, что с юга у шведов самые мощные бастионы? А с реки у них стена только крика твоего ждёт, чтобы самой упасть!
— Так там же в пойме полыньи и болота! — пытался оправдаться Шереметев.
— Эх, ты, мальтийский рыцарь, болот испужался! — Пётр набросился на учёных генералов-немцев: — А вы куда смотрели, когда так осаду повели?
Генерал Верден развёл руками:
— Так ведь фельдмаршал приказал!
— Ну, а теперь приказываю я, царь! — резко ответил Пётр и обратился к Брюсу: — Яков Вилимович, ставь все осадные орудия супротив того старого крепостного вала, что сам вот-вот упадёт! Устрой шведам «огненный пир»!
Брюс поставил новые батареи, и его тяжёлые пушки с 6-го по 13-е июля вели мощный огонь по старым укреплениям. В «огненный пир» было пробито три большие бреши, и в ночь на 13-е июля гренадеры Шереметева по колено в воде перешли болото и ворвались в них. На захваченном равелине капитан Чикин повернул пять шведских пушек в сторону города и открыл огонь по улицам. Борис Петрович во время штурма исполнял царский приказ «для управления штурма быть генерал-фельфмаршалу и кавалеру самому», сам взошёл на равелин, обнял Чикина, сказал твёрдо:
— Спасибо, капитан, я тебя не забуду!
У коменданта Шнютте испарилася вся его бодрость: приказал барабанщикам бить «шамад» (сдаваться). Правда, попросил разрешить гарнизону выйти из крепости «с литаврами, трубами, со всею музыкою, с распущенными знамёнами, ружьями и месячным запасом провианта».
Пётр, взойдя на захваченный равелин, сам от имени фельдмаршала ответил шведскому лейтенантику не без насмешки:
— Зело удивляете, что такие запросы чинятся от коменданта, когда солдаты его величества у них в воротах обретаются.
Посему гарнизону позволили покинуть крепость без знамён и пушек, но с семьями и пожитками. Борису Петровичу царь в тот день всё простил: взял старик крепость и в первых рядах взошёл на равелин.
Но пировать после виктории было некогда: надобно было поспешать к Нарве, которой от Ревеля грозил Шлиппенбах, а с моря — адмирал де Пру.
Царь ускакал, Яков Вилимович же принял праздничное приглашение фельдмаршала с удовольствием: повара Бориса Петровича славились на всю армию. В комендантских складах нашли и ревельские колбасы, и рижскую ветчину, и бочонки с угрями и сельдью, и вина французские и португальские. Ну, а водочка походная у фельдмаршала всегда была под рукой.
За столом сидели как старые боевые товарищи. Пригласили и храброго капитана Чикина, пили за его здоровье, помянули и погибших воинов.
На другой день, собрав все тяжёлые осадные орудия, Брюс поспешил к Нарве.