Брюс: Дорогами Петра Великого - страница 48

— А я вот не дам ему аудиенции! Пусть подождёт месяц-другой! — грозно прорычал Август.

— Как хотите, сир! — холодно ответствовал фон Витцум. — Но напомню, денег в нашей казне нет! А львовские менялы и армянские купцы в кредит более не дают!

— Может, у знатного панства кредит попросить? — заикнулся было Август, но тут же безнадёжно махнул рукой: когда это водились у панов деньги. Из ванной комнаты он крикнул Витцуму: — Ладно, зови посла к завтраку. Там обговорим с московитом все дела.

Василий Лукич Долгорукий, войдя в буфетную комнату, не упал перед королём на колени, как поступали обыкновенно старомосковские послы, а отвесил учтивый версальский поклон. Ведь в Версале Василий Лукич был ещё отроком в посольстве своего дяди Якова к королю Людовику XIV. После посольства оставлен был в Париже для изучения дипломатического искусства и не раз бывал на приёмах и на балах при пышном Версальском дворе. Он превосходно изъяснялся по-французски, ловко танцевал менуэт и выряжен был истинным парижанином. Фон Витцум с завистью отметил великолепный парик, золочёный кафтан, атласную жилетку, бархатные штаны до колен, белоснежные лионские чулки и модные красные каблуки, сразу приподнимавшие парижского щёголя.

Но его величеству было не до версальских нарядов новоявленного российского дипломата. Август сдвинул свои чёрные кустистые брови и не спросил, а рыкнул:

— Субсидии привёз?

— Нет, сир! — Свой ответ Василий Лукич сопроводил язвительной улыбочкой, раздвинувшей его щегольски нарумяненные щёчки.

Король вынужден был всё же полюбоваться на парижскую манеру российского посланца.

«Ловок, шельма!» — отметил Август, уловив язвительность русского парижанина. «С таким надобно поосторожней!» — Король пригласил посла на чашечку утреннего кофе.

— Вашему величеству, когда я уезжал из Парижа, велела кланяться герцогиня Орлеанская... — начал Долгорукий свои дальние дипломатические подходы.

— А, Мари... Как она поживает? — Король в душе был доволен, что о нём помнит его старая версальская пассия. И хорошо, что фон Витцум стоит рядом и слышит: о нём, Августе, помнят в Версале! Ведь герцоги Орлеанские — ближайшие родственники королевских Бурбонов!

— Да у герцогини Мари на утреннем приёме подают настоящий антильский кофе — крепкий и душистый, как тропики...— соловьём разливался Василий Лукич.

— А я вот пью какую-то «оттоманскую гадость»! Грек один доставил из Константинополя — думаю, купил там на базаре!.. — Август досадливо выпятил толстые губы, а затем перешёл к делу: — Так когда и где брат мой Пётр выдаст мне обещанные союзные субсидии?

Василий Лукич отставил чашечку и придал своему лицу важное и значительное выражение. В ответе его прозвучал московский тяжёлый колокол:

— Его царское величество велел мне передать вашему величеству, что субсидию, сир, вы можете получить токмо в Гродно, где стоит сейчас наша главная армия!

— Все двести тысяч? — важно спросил Август.

— Все двести тысяч талеров, сир! — Долгорукий был сама вежливость и учтивость.

— Но я захвачу с собой всю свою гвардейскую кавалерию! — заметил Август. — Надо же кому-то охранять такие деньги!

— Думаю, Пётр Алексеевич будет рад прибытию вашей прославленной конницы, сир. Ведь наши драгуны во главе с Меншиковым пошли к Варшаве, и в Гродно стоит токмо пехота фельдмаршала Огильви, — отбил наскок Василий Лукич.

— И много этой пехоты у Огильви? — холодно поинтересовался король.

— На последнем совете фельдмаршал сказывал — сорок тысяч! — Долгорукий слегка усмехнулся, заметив, как заблестели глазки у королька.

— Да это же в десять раз больше, чем в гвардейской кавалерии Флеминга! — вырвалось у Августа.

В приёмной, отпустив русского посланца, король отвёл в сторону своего лихого кавалериста и приказал:

— Скачем в Гродно, Флеминг! — шёпотом добавив: — Да не воевать, дурак, а за деньгами!

Через неделю Василий Лукич доставил в русский воинский лагерь короля, окружённого пышным конвоем Флеминга. Долгорукий рассчитал точно — царь Пётр от души был рад появлению своего союзника. В тот день он получил хорошее известие от Меншикова из Тикоцина, что на варшавской дороге. Под Варшавой драгуны Данилыча разбили конников Лещинского!