Будь крутым - страница 24

— Привет, Чил. Это Эди Афен. Черт подери, что там приключилось с беднягой Томми? Вы были там? Я знаю, что он должен был встретиться с вами, но о вас в «Новостях» ничего не сказали. Похоже, вы либо уже ушли тогда, либо еще не дошли. Господи, ну и денек — в дом полиция заявилась, потом надо было еще опознать тело. Слушайте, лапка, позвоните мне утром при случае, ладно? Знаете, не вижу причины нам отказываться от съемок — с какими-то поправками, разумеется, но идея фильма по-прежнему сгодится.

Линда сделала себе на завтрак ржаной гренок, налила стакан кока-колы, но не прикончила ни того, ни другого. Напоследок в машине он сказал:

— Соберите свою группу и давайте действовать. — А еще добавил: — Я вас не обману, обещаю.

Наверное, эта его уверенность передалась и ей, потому что ночью она была в прекрасном настроении и думала: «Ладно, так и быть, утром я первым делом позвоню парням».

Однако теперь возвращение Дейла и Торопыги виделось ей куда более проблематичным, чем она воображала это накануне. Возможно, правда, она слишком много думает, вместо того чтобы просто взять и позвонить:

«Знаешь что? Мы заимели директора!» — «Да?» — «Он кинопродюсер». — «Вот как?» — «И знаменитый, он был продюсером „Поймать Лео“». — «И это то, что надо?» Или же они могут сказать: «Ну и что?» Нет, Дейл не скажет, а вот Торопыга может.

Взяв с собой телефон, она вышла полюбоваться видом — тем самым, что так ценила в своем жилище. Сам дом был дрянной, дощатое бунгало, прилепившееся к склону холма, окруженное старыми деревьями, названий которых она, выросшая среди нефтяных вышек Западного Техаса, не знала. Как не знала и названия кустарника, разросшегося, одичалого — какие-то буйные заросли, про которые ей было лишь точно известно, что это не мескитовые заросли, а какие — непонятно. Можно выйти в передний дворик, туда, где крутой обрыв и откуда открывается вид чуть ли не на весь Лос-Анджелес и дальние дали Калифорнии, а позади — облезлый домишко с крышей, которую надо бы перекрыть, и хорошо бы нанять мужика с мачете, чтобы проредить кустарник. А вечерами вид был еще удивительнее и дали — еще неогляднее, а миллионы светящихся точек внизу образовывали линии и узоры. Дома вид открывался лишь на унылую плоскую пустошь, где там и сям вместо деревьев торчали нефтяные вышки и небо — без конца и без края. А по ночам в Одессе горели огни на буровых, и с детства помнятся ей эти огни, вспышки пламени, выстреливающие в ночь. Вся жизнь там вертелась вокруг нефти, люди и приезжали туда ради нефти, пока арабы не спустили цены, и нефтяной бум Одессы окончился. Во время бума дед Линды Дж. Д. Лингеман торговал нефтяным оборудованием — бурильными установками для глубоких скважин, расширителями, шпурами — всяким инструментом и всегда держал лошадей. Одна верховая, на которой он ездил, — мышастая кобыла Мун. Отец Линды унаследовал торговлю нефтяным оборудованием, но делом сейчас занимался куда меньше, чем лошадьми — продавал их и покупал, барышничал. Мама Линды Лавейн работала помощником управляющего в Техасском банке. Две старшие сестры Линды были замужем и жили в пятнадцати милях от Одессы в Мидленде. Бытовала поговорка, что в Мидленд едут, чтобы иметь детей, а в Одессу — чтобы иметь неприятности. Одесса во времена нефтяного бума была прибежищем спекулянтов, мошенников и хулиганов, по вечерам в барах дым стоял столбом, а на улицах нередко вспыхивали перестрелки. Несколько лет назад Линда съездила на Рождество домой и объявила там, что сменила фамилию — теперь она не Линда Лингеман, а Линда Мун. Поначалу они решили, что она рехнулась, взяв себе в качестве фамилии лошадиную кличку, но дело было не в лошади. Она сказала сестрам: «Ведь вы же тоже сменили фамилии, разве не так?» Сестры ее все еще были баптистками и имели детей. Папа сказал: «Уж лучше бы я не покупал тебе эту твою первую гитару, детка». Но она сказала: «А ты, папочка, первую и не покупал, а купил мне вторую, получше». Первую гитару дал ей Дейл — раздолбанную «Ямаху», и он же учил ее играть на их втором году в средней школе Пермиана.