Будь моим сыном - страница 30

Долго потом пришлось маяться учителю. Отвернется на миг, а у Пыхова Кима уже букварь вверх ногами. Хоть убей его!

Не забывал Ким первой науки и сейчас. Он с удоволь­ствием читал на досуге книги запрещенным методом, а в классе без труда списывал из тетрадок ребят, которые сиде­ли сзади него.

Марфенька и Ванята принялись изо всех сил будить Ки­ма. Они толкали Кима под бока, дергали за ногу, подымали на попа. Ким сидел на кровати, не раскрывая глаз, а когда от него на минуту отступали, снова валился на бок.

Но в мире нет ничего невозможного. Пыхов Гриша по­мозговал и нашел все-таки выход. Он подошел к кровати, наклонился к Киму и голосом суровым и решительным про­кричал:

— Пыхов Ким, к доске!

Ким моментально вскочил. Ошалелым взглядом начал искать классную доску и учителя. Но потом Ким все понял. Он не обиделся, а только чуть-чуть поворчал на брата. И во­обще Ким не стал волынить и сразу согласился идти на фер­му. Видимо, понял, что спорить теперь с отцом и Сотником не имело смысла, и добровольно прекращал забастовку.

— Я ему покажу, этому Сотнику! — пообещал для отвода глаз Пыхов Ким. — Он еще узнает!

Ким влез в рубашку, всунул ноги в старые, растоптанные кеды и сказал:

— Я в момент. Только умоюсь.

Ванята, Марфенька и два Пыховых отправились к остальным ребятам. Вскоре вся бригада была в сборе. Сзади всех плелся правнук деда Егора Сашка Трунов.

Они шли на ферму полевой тропкой. Справа и слева ко­лосилась, желтела на глазах пшеница, летели наискосок юркие длиннохвостые касатки. Вдалеке среди хлебного раз­лива маячил высокий серый памятник. Ванята был на фер­ме только ночью и памятника этого не заметил.

— Кому это? — спросил он Марфеньку.

— Саше, — тихо, почти шепотом, сказала Марфенька. — Пять танков он подбил. На этом месте...

Она посмотрела на Ваняту и еще тише, почти одним ды­ханием добавила:

— Пойдем... цветочки ему положим.

Марфенька свернула на узенькую боковую тропку, по­шла по ней, раздвигая колосья руками. Тропка покружила по полю и вскоре привела к памятнику.

Саша стоял на высокой каменной глыбе. Он был похож на мальчишку в своей распахнутой на груди гимнастерке, с короткой челкой волос над крутым упрямым сводом лба.

— Он здешний? — спросил Ванята.

— Нет, никто не знает. Спрашивали, а он уже ничего не мог сказать. Только сказал «Саша», и все... Может, это и не его имя. Может, это его девушка. Но мы все равно Сашей зовем. Это наш Саша...

Марфенька наклонилась, сорвала белую с желтым сер­дечком ромашку.

— Ты рви, — сказала она. — От каждого надо подарок...

Ванята набрал букет из ромашек и сизых степных коло­кольчиков, положил возле серого тяжелого камня. Все по­стояли немного у Сашиной могилы, помолчали и снова дви­нулись в путь.

Ферма была уже рядом. Румянились на солнце черепич­ные крыши, на водокачке татакал мотор. Возле коровника мелькнул белый материн платок. Ванята поднял руку, по­махал.

Мать стояла возле коровника и ждала ребят. Ванята подошел к ней строгим степенным шагом, вытянул по швам руки и, сдерживая радость, сказал:

— Всю бригаду тебе привел. Всех, до одного...

А на ферме уже дым стоял коромыслом. Стучали топора­ми плотники; колхозники, закрыв носы платками, свалива­ли в яму белую, едкую, как горчица, известку. Двери коров­ников, которые будут сейчас белить, стояли настежь. Телята бродили в длинном, огороженном слегами загоне, грелись на теплом солнце.

Ванята подошел на минутку к загородке, протянул бело­му с рыжей звездочкой на лбу теленку комочек серой нозд­реватой соли. Теленок облизал соль и Ванятины паль­цы, преданно смотрел на него круглым фиолетовым гла­зом.

Наверно, он помнил темную ночь, мокрый холодный дождь и мальчишку, который спасал телят от беды. Помнил, но не мог, конечно, ничего сказать.

Болезнь редко валит человека с первого раза. Вначале она походит вокруг да около и только потом принимается за де­ло. Ванята почувствовал приближение плутовки еще с утра... Все тело его разламывала усталость, а в ушах стоял глухой, протяжный гул.

Ванята догадывался, откуда все пошло. Вчера днем, тай­ком от всех, вздумал он полезть в старый, заброшенный ко­лодец на огороде тетки Василисы.