Будь со мной (СИ) - страница 7

И рядом больше нет тебя,

Как жаль, жаль, что рядом нет тебя...

Голос мой лился по внезапно затихшему залу, грустная мелодия и смысл песни

вызывали слезы на глазах. К концу песни я уже сама с трудом сдерживалась, чтобы

не разреветься.

Ветер пусть тоску мою с собой уносит,

Пусть развеет, разметёт её по свету,

Почему меня ты, милый, бросил,

Почему тебя со мною больше нету.

Ты вернись, я так тебя молю,

Видит Бог, я до сих пор тебя люблю.

Когда затих последний аккорд, мое сердце замерло. Кто-то шмыгал носом,

шуршали бумажные салфетки, самые эмоциональные всхлипывали. Я заметила,

как Наталья Дмитриевна судорожно вдохнула, ее глаза блестели.

Первым поднялся Максим Георгиевич. Напряженное, почти каменное выражение

его лица сменилось выражением восхищения. И встретившись со мной глазами, он

громко зааплодировал. Буквально секунду спустя весь зал взорвался

оглушительными овациями. Аплодировали стоя.

- Подумать только! - воскликнула Инна, уже за кулисами заключая меня в объятья.

- Ты заставила рыдать нашу Грымзу!

- Не рыдать, а лишь слегка прослезиться, - буркнула я и вдруг расплакалась,

уткнувшись ей в плечо.

- Ну что ты, - гладила меня по волосам подруга. - Ну не надо. Ты такая умница. Так

проникновенно пела. Я сама тут ревела, не могла остановиться. Готовься раздавать

автографы. Ты своей песней произвела настоящий фурор!

- Не хочу никаких автографов, - вновь спрятала я зареванное лицо на ее груди. - И

вообще петь больше не буду.

- Почему? Тебя ведь так хорошо приняли. Аплодировал весь зал. Причем, стоя. А

как на тебя смотрел Максим Георгиевич, заметила?

- Нет, - зачем-то слукавила я - его образ до сих пор стоял у меня перед глазами.

Никогда не видела, чтобы директор так улыбался - широко и по-мальчишески

искренне. Лицо его в те минуты оказалось совершенно другим, не таким, каким я

его помнила по той нашей встрече на педсовете. Черты смягчились, глаза стали

добрыми, насмешливыми, и я заметила ямочку у него на подбородке и складочки

на щеках, когда он улыбался, и лучики вокруг глаз.

Я зажмурилась - это какое-то наваждение.

- Да что с тобой, Сашка? Ты так взволнованна.

Я подняла голову и посмотрела на нее - сердце все еще билось где-то в животе.

- Инна, это было волшебно! Я еще никогда такого не чувствовала. Я не ощущала

своего тела, не видела никого вокруг. Я парила, как... как Роза и Джек Доусон на

"Титанике". И существовала только эта песня и мой голос.

"И еще взгляд Максима Георгиевича", - добавила я про себя.

- Но ведь я пела эту песню и раньше, - задумчиво проговорила я. - И все же

ощущения тогда были другими…

- Видимо, валерьянка не помогла, - сделала заключение Инна. - Ты слишком

переволновалась. И... - она взглянула на мои руки. - Блин! Да ты вся дрожишь!

- Ничего. Скоро пройдет, - я смущенно умолкла, ругая себя за то, что не смогла

сдержать эмоций. Инне еще самой выступать. Как бы мое волнение не передалось

и ей. - Ладно, пойду приведу себя в порядок.

- Да, иди, - подоткнула она меня к двери. - Скоро мой выход. Мне еще нужно

подготовиться.

Я вновь обняла ее, ободряюще погладив по плечу, и вышла из-за кулис прямо в

холл. И едва не вскрикнула, обнаружив там директора - он явно кого-то ждал.

Он стоял, прислонившись плечом к стене, засунув руки глубоко в карманы. В

строгом черном костюме и белоснежной бабочке он был похож на героя-

любовника, сошедшего со страниц любовного романа.

Увидев меня, Максим Георгиевич стремительно оторвался от стены и сделал шаг

навстречу. Но что-то в моем облике ему, видно, не понравилось, так как он замер,

нахмурившись, с беспокойством вглядываясь в мое лицо.

Проклятье! Я же зареванная вся. Тушь наверняка потекла, теперь разводы по

всему лицу. Как повела себя помада и вовсе неизвестно. Глаза красные, нос

опухший. Другой человек на моем месте танцевал бы от счастья и почивал на

лаврах, а я реву и хнычу.

- Александра Юрьевна, с вами все в порядке? - сглотнув, произнес Максим