Будаг — мой современник - страница 18
— Иногда смотри на эту прядь и вспоминай обо мне и о сегодняшнем нашем разговоре.
Я не сдержался и привлек Гюллюгыз к себе. После секундного колебания она выскользнула из моих объятий и, взяв за руку, повлекла за собой. Мы спустились к изгибу ручья, где Гюллюгыз ловко сорвала стебель серебристой осоки. Быстрым движением она рассекла кожу на запястье своей руки, а потом так же стремительно разрезала и мою руку. Свой платочек она смочила моей и своей кровью.
— Сегодня я совершила три греха сразу, да не осудит меня за это аллах всемогущий! — сказала она с грустью, — Чужой мужчина прижимал меня к своей груди. Камнем отрезала волосы и отдала чужому. Свою кровь смешала с кровью чужого… Но я не боюсь ни гнева аллаха, ни мук ада, потому что ты не чужой мне. Теперь каждый раз, когда я приду сюда, я вспомню тебя. А этот платочек, который соединил нашу кровь, пусть станет залогом твоего возвращения.
Гюллюгыз положила платок в расщелину скалы и прикрыла ее камнем. После минутного молчания она прижалась ко мне и замерла, словно прислушиваясь к стуку моего сердца.
ПУТЬ В БАКУ
Мне было шестнадцать, когда я присоединился к односельчанам, которые собрались на заработки в Баку.
Готовясь в путь, я вспомнил то время, когда, пристроившись к каравану, шел за солью в Нахичевань. Обычно караван шел ночью; чтобы не мучиться в дороге под изнуряющим солнцем, мы простаивали днем где-нибудь в холодке, под развесистыми вязами или серебристыми ветлами на берегу реки. Я не отставал в пути от взрослых мужчин, проделывающих пешком этот путь не впервой. На стоянках я, как и они, кормил своих ослов, давал им сено с ячменем, снимал переметные хурджины с их натруженных спин, они были потные, и я протирал их. Каменную соль на ослов грузили мужчины, это была их привилегия, а в остальном я не отставал от взрослых. Все должно быть так же, как и в походе за солью. Разница лишь в том, что в Нахичевань дорога вела через Эрикли, а в Баку — через Уч-тепе, Три холма.
И на этот раз путники вышли из Вюгарлы с вечера, когда в селе еще не ложились спать. Это обстоятельство, да еще и то, что мать собрала для отца небольшую посылочку, помогли мне уйти из дома, не вызвав ничьих подозрений.
Положив в старенький мешочек только что связанные шерстяные носки и еще какие-то мелочи, мать зашила его и протянула мне:
— Сын Ямадж-Сафара, Кадыр, уезжает в Баку. Попроси его захватить посылочку отцу.
— А письмо отцу не напишешь?
Мама упрямо проговорила:
— Напишу, когда от него получу.
Я вышел из дома, но пошел не к Кадыру, а к месту сбора отъезжающих. Здесь уже стояли навьюченные лошади, принадлежавшие проводникам, было много провожающих, слышались напутствия, плач, сетования на жизнь и судьбу, которая разлучает людей. Никто не обращал на меня внимания. Начали прощаться. Один из уезжавших взял у меня мешочек.
— Не волнуйся, в Горисе уложу получше твой подарок отцу.
Я молчал.
И вот тяжело нагруженные лошади, ведомые под уздцы проводниками, тронулись в путь, и за ними потянулись остальные. Провожающие шли до околицы, потом начали отставать. На меня по-прежнему никто не обращал внимания.
Когда наш небольшой караван отдалился от села и присоединился к группе, которая тоже шла в Горис, меня заметили. Односельчане удивились, что я все еще иду с ними, и начали уговаривать вернуться в село, пока еще не поздно. Но я признался, что направляюсь с ними в Баку, хочу повидать отца.
Луна еще не взошла. Было прохладно. На полях сгущалась тьма. Мои спутники вполголоса говорили о чем-то, но я не вникал в суть их тревог. Большая дорога уводила меня от дома. Подковы лошадей позванивали в ночной тишине и изредка высекали искры из камней. Взошла молодая луна и медленно поплыла в сторону Нахичевани. Мелькнуло стеклом озеро. В прошлом году к этому времени оно совсем высохло, а теперь его чаша была до краев полна.
Когда мы достигли Гейбулага, родилась Утренняя звезда — звезда чабана, так в наших краях называют Венеру. Мы приближались к Горису. Кадыр сказал мне, что в Горисе остановимся на ночевку в караван-сарае, а утром наймем белую арбу и на ней отправимся на станцию Караоглан. Проводники с нами дальше не пойдут. Я гадал, увижу ли снова Мешади Даргяха — владельца лавки и караван-сарая, который всучил мне мануфактуры на три рубля…