Будапештская весна - страница 28

стр.

— Вы спите? — спросил он шепотом.

Послышался шорох постельного белья. Золтан слегка дрожал. От прежнего томления в нем остались только смутная робость и отчетливое ощущение того, что сейчас ему следовало бы взять себя в руки.

— Нет, — послышался наконец тихий ответ девушки.

— Боитесь меня?

Ютка снова пошевелилась, видимо сев на постели.

— Холодно, — проговорила она после долгой паузы.

Золтан прикрыл за собой дверь, сделал шаг вперед и тут же наткнулся на кровать. Дрожа, присел на ее край. Девушка отодвинулась. Золтан не понял, боится она его или только освобождает место. Он ощущал под одеялом девичье тело и не смел пошевельнуться.

— Вас как зовут на самом деле?

— А не все ли равно? — прошептала девушка и немного спустя спросила: — Вам не холодно?

Над центром города с нарастающим гулом кружился самолет. Издали на него залаяли зенитки. Оба, затаив дыхание, прислушались к стрельбе.

— Из Цитадели стреляют, — заметил Золтан. — Это самолет-разведчик.

— А что он будет разведывать?

— Где находится артиллерия немцев. Завтра или послезавтра русские начнут бомбить город. Боитесь?

— Нет. Я ничего не боюсь.

— Как так? Даже умереть не боитесь?

— Нет, — быстро ответила девушка.

Постепенно глаза Золтана привыкли к темноте. Слабый свет сквозь окошко проникал в комнату, освещая девушку, которая, скорчившись и дрожа, сидела на кровати, нервно перебирая пальцами край одеяла. Отчетливо были видны ее белое лицо, разделенные пробором волосы, плотно сжатые губы и глубокая морщина на высоком лбу прямо над прямым носом. Ночная рубашка слегка колыхалась на ее небольшой девичьей груди. Над домом что-то просвистело. Взгляд девушки остался равнодушным.

— А в детстве мне даже днем было страшно оставаться одной в комнате, — прошептала она. — И если гремел гром, я залезала под кровать.

Пододвинуться ближе Золтан не смел. Так они и сидели рядом в ночном полумраке, не шевелясь и не разговаривая.

— Вы не обижайтесь на мой приход. И… не надо на это сердиться… — первым нарушил тишину Золтан. — Я вот сидел на кровати и думал: хуже, чем теперь, быть уже не может. Но если хотите, я уйду.

Девушка покачала головой:

— Я тоже не могла заснуть…

Самолет, точно назойливый, упрямый овод, снова зажужжал у них над головами. Золтан, прислушиваясь, недовольно втянул голову в плечи.

— Вы задумывались над тем, что здесь, в Будапеште, в тесноте, затаившись в домах и подвалах, живут миллион или даже полтора миллиона человек? И эти полтора миллиона знают не хуже нас с вами, что не пройдет и нескольких недель, как от города останутся одни дымящиеся развалины, знают, а сделать ничего не могут… Сидят, как в мышеловке…

Девушка движением головы отбросила назад спадающие на лоб волосы.

— Я сейчас все думаю, сохранился ли тот дом на проспекте Юллеи, где мы раньше жили. Хотя переселились мы оттуда еще десять лет назад. Странный такой — в Будапеште, а дом деревенский… Во дворе стойка для выбивания ковров, зеленая водозаборная колонка, густое ореховое дерево с качелями и еще клетка для кролика — его держала семья тетушки Томпа с первого этажа. Глупый такой крольчишка! Когда его выпускали, он весело прыгал по траве, подпускал к себе нас, детей, ел с рук и доверчиво глядел на нас своими большими голубыми глазами, точно хотел жить вечно. А его вскоре прикончили ударом колуна в голову… У меня довольно часто появляется желание сходить туда, посмотреть на дом хотя бы издали и убежать. Но я уверена, что вернусь с полдороги от одной только мысли, что вдруг и от него ничего не осталось…

Золтана все еще лихорадило, даже зубы стучали. Он неуклюже, грубовато схватил девушку за руку и приник к ней, сквозь тоненькую рубашку чувствуя, как она дрожит. Ютка прижалась к нему, поглаживая холодными тонкими пальцами волосы на его затылке.

— Вам сколько лет? — спросила она.

— Двадцать два. А… тебе?

Девушка заплакала. Золтан почувствовал на своем лице ее теплые слезы.

— У него были точно такие же волосы… Он был таким же высоким и неуклюжим, как медведь…

— Кто?

Ютка не ответила, приникнув к плечу юноши. В воздухе разорвался снаряд. Они прислушались, не слышно ли нового взрыва.