Будда из пригорода - страница 12
Можно было ходить на званые вечера, потому что Бомбей — родина индийской киноиндустрии, а один из папиных братьев выпускал журнал про кино. Папа с Анваром обожали хвастаться всеми этими «звездами», с которыми они знакомились, и актрисами, которых они целовали. Однажды, когда мне было лет семь или восемь, папа сказал, что, по его мнению, я должен стать актером. Это хорошая жизнь, сказал он, и зарабатываешь много. Но вообще-то он хотел, чтобы я стал врачом, и про мое киношное будущее больше разговоров не заводил. Консультант по профориентации в школе посоветовал мне изучать таможенное и акцизное управление — очевидно, разглядел во мне скрытый талант обыскивать чужие чемоданы. А мама прочила мне карьеру моряка, основываясь, наверное, на том, что мне нравилось носить брюки «клеш».
У папы было идиллическое детство, и когда он рассказывал мне о своих приключениях с Анваром, я только диву давался, как мог он обречь собственного сына на прозябание в безрадостном пригороде Лондона, о котором говорят, что перед глазами его жителей в смертный час возникают не картины прожитой жизни, а окна с двойным остеклением.
Только по приезде в Лондон до папочки дошло, насколько он усложнил себе жизнь. Никогда прежде не приходилось ему самому готовить, стирать, чистить ботинки и стелить постель. За него все делали слуги. Папа говорил, что когда он пытается вспомнить дом в Бомбее, ему никак не удается восстановить в памяти кухню: он туда просто-напросто не входил. Он, однако, помнил, что его любимого слугу уволили за мелкие кухонные преступления: во-первых за то, что однажды поджаривал тосты лежа на спине и держа кусок хлеба над огнем пальцами ног, а во-вторых за то, что мыл салат при помощи зубной щетки — его собственной, между прочим, щетки, не хозяйской, но это не меняло сути дела. Не было ему прощения. Из-за этого инцидента папа стал социалистом, насколько это слово вообще к нему применимо.
Маму порядком раздражала папина аристократическая бесполезность, но вместе с тем она гордилась его родней.
— Они благороднее Черчилля, — говорила она людям. — Он ездил в школу в экипаже, запряженном лошадьми.
Это чтобы папочку не спутали с толпами индийских обывателей, хлынувших к берегам Британии в 1950-60-х, про которых говорили, что они не умеют управляться с ножом во время еды и совершенно не знают правил пользования туалетами, поскольку забираются с ногами на стульчак и испражняются, сидя на корточках.
В отличие от них, папа приехал в Англию, потому что его послали учиться. Его мать связала ему и Анвару несколько шерстяных маек, вызывающих дикий зуд, и помахала на прощанье со станции Бомбей, предварительно взяв с них обещание никогда не есть свинину. Папа должен был вернуться на родину элегантным английским джентльменом с дипломом в кармане и к тому же искусным танцором. Но, уезжая, он не мог себе представить, что больше никогда не увидит лица матери. Это было величайшее, невыразимое горе в его жизни, оно-то, по-моему, и объясняло его безнадежную привязанность к женщинам, проявлявшим о нем заботу, он любил их так, как мог бы любить мать, которой так и не написал ни единого письма.
Лондон, Олд-Кент-роуд, повергла обоих друзей в леденящий шок. Было влажно и туманно, обращались к ним не иначе как «Солнечный Джим»; еды вечно не хватало, а папа так и не смог привыкнуть к маслу, стекающему с горячих тостов.
— Капает, как из носу, — говорил он, отталкивая тарелку с неизменным блюдом рабочего класса. — Я думал, мы будем питаться ростбифами и йоркширским пудингом.
Но карточки на продукты ещё не отменили, район этот, разбомбленный во время войны почти до основания, пока был бесхозным и заброшенным. Вообще, британцы, живущие в Англии, вызвали у папы удивление и жалость. Он никогда не видел англичанина в бедности, а именно так жили железнодорожники, дворники, лавочники и бармены. Он никогда не видел англичанина, пальцами запихивающего в рот кусок хлеба, и никто не говорил ему, что англичане моются нерегулярно из-за отсутствия горячей воды — спасибо, если хоть холодная есть. И когда папа принимался рассуждать о Байроне в местных пабах, выяснялось, что не каждый англичанин умеет читать, и далеко не каждый желает выслушивать лекции индийца на тему поэтики безумца и извращенца, а ведь его никто не предупреждал об этом.