Будем кроткими как дети [сборник] - страница 12

Однако случилось так, что майским ясным днем, когда белые березы в лесу зеленели тонким, как пух, налётом первой листвы, он увидел, выйдя из лесной чащи, возле перевернутой плугом пашни статную, рослую женщину. И неодолимо захотелось ему приобщиться к спокойному, мирному уюту и теплу этой женщины, которая улыбнулась ему доверчиво и непринужденно, остановив на краю темного поля впряженную в плуг пару быков…

Теперь он шел мокрым от росы лугом в сторону ее дома. Горело два огненных кольца вкруг окон этого дома, невидимого в низком луговом тумане. А над валом тумана, над дальней высокой стеною леса светилась, словно прут раскаленного железа, полоска остывающей вечерней зари.

Но, приближаясь к дому вдовы, на которой он женился, Шэк представлял перед собою не ее, а другую, белую и тонкую жену своей молодости. Был плоский камень на берегу речки, под горою, вдали от деревни, там женщины стирали белье, и на этом камне рядом с медным кованым тазом сидела она, одна рука на горке белого белья, другая на коленях, а смуглые маленькие ноги в воде — сидела и смотрела на него о н а, и о н шел к ней, чтобы отнести домой этот тяжелый медный таз с бельем.

2

Спустя неделю после ухода женщины в село зашли прохожие люди, бежавшие из Кантона корейские студенты, и привели с собою мальчика, одиннадцатилетнего сына Шэка. Мальчик тайком ушел из дома, где оставался с бабкой. Испугавшись, что на всю жизнь останется один с глуховатой суровой бабкой, мальчик решил найти своих родителей и вернуть их домой. Каким-то образом этот ребенок перебрался через пограничную реку и проплутал много дней по незнакомым лесам. Студенты, приведшие его с собою, рассказали, что мальчика, обессиленного от голода, нашли на глухой таежной тропе, где редко бывают люди. Первое, что он произнес, было название местности, куда он устремлялся в поисках отца и матери.

Шэк и его новая жена хорошо приняли мальчика. Отец был взволнован, увидев подросшего сына. Мальчик оказался не по годам угрюм, как волчонок, но за подобной нелюдимостью сына Шэк радостно угадывал свои скрытые от всех большие и гордые мечтания. Поговорив с ним, Шэк обнаружил, что сын не только крепок душою, но и умен настолько, насколько мог пожелать того родной отец. И видно было, что он, малыш, безмерно гордится своим отцом.

Но, увидев рядом с отцом чужую женщину, Иллеми, как звали мальчика, решил вернуться вслед за матерью. Отцу стоило больших трудов уговорить его остаться хотя бы на некоторое время. Мальчик согласился погостить у отца лишь до следующей теплой весны.

Однако вскоре пришли на Дальний Восток большие события, начались гражданская война, иноземная интервенция, и Шэк ушел с отрядом красных партизан в тайгу. Вершились великие дела в мире, и сын, словно желая узнать об их истинном значении от отца, ждал его возвращения, живя в доме мачехи. Она к тому времени уже и сама стала матерью своего ребенка.

В эти тревожные годы началось первое учение мальчика. Он вместе с Сугиром, младшим братом Пака Намтхеги, стал ходить в русскую школу при соседнем селе Благодатное, там начальные классы вела учительница Усольцева, еще молодая женщина в очках. Оба мальчика сильно к ней привязались, и между ними было решено, что когда они вырастут и выучатся, то станут такими же учителями детей, как их добрая и умная Усольцева. Она жила в маленьком домике одна, было известно, что муж ее, командир Красной Армии, погиб где-то под Бикином.

В двадцать третьем году Шэк вернулся наконец домой. Он был по-прежнему бодр и могуч, но голову его охватила крепкая седина. Спустя год после возвращения хозяйка родила ему еще одного ребенка, и вместе с Иллеми детей у него, стало быть, насчитывалось уже трое. И, отойдя от воинских дел, Шэк снова принялся пахать и сеять.

Через несколько лет Иллеми и Сугир окончили сельскую школу и поехали во Владивосток для продолжения учебы. Сначала друзья учились на рабфаке, а по окончании его поступили в университет.

За трудностями учения прошло много времени. Пошли тридцатые годы, тяжелые, голодные. Хлеб давали по карточкам, и студентам приходилось особенно туго. Они отъедались только летом, приезжая домой на каникулы.