Будем кроткими как дети [сборник] - страница 9

И я не сомневаюсь теперь, что там, на перевале, я видел ее мертвую голову. Иначе и быть не может, учитель! Видели вы, что у черепа на лбу было пробито отверстие? Так вот — у белого привидения, которое встретилось мне на дороге, зияла на лбу кровавая р а н а! Я не говорил вам об этом раньше времени, чтобы вы теперь, вот в это мгновенье, могли понять всю правду!

Это она, которая в жизни знала только позор и ненависть, теперь ходит по перевалу в белой одежде и заманивает путников в тот мир, который считается лучше, чем наш с вами, учитель.

Все это пришло мне в голову впоследствии, а тогда было не до этих догадок. Я падал на дорогу и вновь подымался, и небо опрокидывалось на меня, словно громадная скала. И не добраться бы мне до людей, если бы не Ксюсса — жену мою так зовут. Она в тот день искала на дороге свою козу с козленком и наткнулась на меня. Притащила на плечах домой — она у меня женщина широкая, крепкая! Тут, в этой деревне, и родилась — родители ее были из каторжан русского царя, в какого-то особого бога они верили, ее родители. А потом они умерли и муж ее умер, жила она долго одна и давно перестала верить в особенного бога. А тут как раз и я подвернулся, хе-хе! Ну, да это уже совсем другая история, учитель.

«Череп, обнаруженный мною на перевале у братской могилы, вполне мог быть и моим собственным. И я представил, как невзрачно будет выглядеть вместилище моего разума, когда миру людей уже не понадобится этот разум. Так, исходя из эгоистической жалости к самому себе, я постиг сочувствие и жалость к тому неизвестному из нашей породы гомо сапиенс, кому принадлежали когда-тo эти бренные кости, мокнущие на дороге под дождем. Я похоронил останки неизвестного человека, попытавшись передать при этом, сколь возможно было, своим ученикам мысли и чувства, охватившие меня в тот момент. Совершив эти необходимые действия, я полагал, что на этом дело закончено и что никогда больше не затронет оно меня. Но недавно, находясь в бригаде специалистов, я разбирал старые японские архивы в Южно-Сахалинске. И вот мне попался на глаза отчет чиновника дорожного ведомства, датированный 1943 годом. Я прочел:

«При обследовании дорог, соединяющих западное побережье острова с восточным, на перевале Анивского участка, был найден скелет неизвестного человека. Осмотр черепа и тщательное дознание среди местного населения позволили мне прийти к выводу, что упомянутый скелет не принадлежит какому-нибудь погибшему подданному его императорского величества. Скорее всего это останки какого-нибудь русского бродяги, бежавшего, видимо, еще до нашего водворения на Южный Сахалин из каторжной тюрьмы Тымовска или Александровска. Пулевое отверстие во лбу черепа позволяет предполагать, что беглый, очевидно, был настигнут на перевале стражей и убит выстрелом в голову. Считая свои выводы вполне достоверными, я, инспектор дорог Онами, не счел необходимым беспокоить по этому поводу местные полицейские органы. Я ограничился лишь тем, что приказал очистить дорогу от человеческих останков, коим не место на проезжей части…»

Прочитав это, я вдруг узрел прямую, как луч света, линию, проходящую сквозь отверстие в черепе и дуло вскинутой винтовки. Далее эта линия, пройдя сквозь тупой затылок конвойного солдата, шла через годы и пространства ко мне и достигала моего похолодевшего сердца. Другой, противоположный конец линии уходил в далекие миры и пределы, которые навсегда останутся неизвестны мне, — потому что сверкнул огонь и выстрел грянул».