Будет всё как я хочу - страница 3

стр.



   - Это кто? - бесцеремонно спросила жена Козимо.



   - Леонелла, - невозмутимо принялся он за еду. - Она моя гостья. То есть сначала она была гостья Лоренцо, а теперь моя. Не смотри на меня так, Контессина. Имею право.



   Получив запрет от мужа, старая Контессина принялась сверлить взглядом гостью.



   - А где Лоренцо? - вкрадчиво поинтересовался отец.



   - Спит, - коротко ответил дед, продолжая трапезу.



   Лукреция молчала: она очень нервничала, потому что до сих пор не вернулась служанка с хлебом.



   - Ну-ну, - произнёс Пьетро и тоже занялся завтраком.



   Обстановка накалялась - так перед грозой копится напряжённая тишина.



   Леонелла, кажется, почувствовала нечто схожее, потому что принялась быстрей орудовать ножом (она ела с ножа).



   К счастью, всех отвлекли шаги за дверью. Дверь отворилась, и на пороге возник человек, ещё более потрёпанный, чем Леонелла, весь покрытый дорожной пылью, сквозь которую просвечивали пятна зелёной краски. Камзол, некогда, в незапамятную пору, нарядный, он снял и завязал на поясе, открыв на всеобщее обозрение разорванную рубашку и свежие ссадины на груди и руках. В руках он держал конец простыни, из-под которой тщетно пытались выпутаться какие-то девушки - Лукреция с трудом разобрала, что их две, так они мельтешили под полотном.



   Оборванец освободил их от покрывала, взял у одной из рук корзину с булками, поставил на стол, и приобнял девушек за плечи.



   - Ну что, господа. Вот вам и хлеб, и зрелища. А с вас, я смею полагать, чего-то причитается. Да, девушки?



   Дочка пекаря и служанка замерли как пришибленные. Впрочем, ушибы на них действительно красовались.



   - Очередной неудачный побег? - осведомился Козимо. - Причём же здесь мы, позвольте узнать, маэстро Филиппо?



   - Да так, мало ли, - Филиппо оставил девушек и развернул простыню, демонстрируя волнистую линию отреза.



   - Такое полотно... - хором воскликнули Контессина и Джиневра. - Было...



   - Я так понимаю, справедливости мы не дождёмся. Ну ладно я - у меня с вами свой расчёт. А дамы?



   Лукреция обвела растерянным взглядом всех присутствующих, которые дружно пожали плечами, поднялась из-за стола, осмотрела корзину вместе с содержимым и обратилась к служанке:



   - Ты заплатила?



   Та кивнула.



   Лукреция выбрала из корзины несколько булок и слазала в кошелёк:



   - А это... за ущерб.



   Булочница тоже кивнула, прижала корзину к груди и ушла.



   Служанка вернулась на кухню.



   - Что ж, пожалуй, вернусь к работе, - Филиппо помял и подёргал отрез. - Закончу поскорее и больше связываться не стану. А это себе возьму - пригодится, - и, на ходу распутывая узел, соединявший два куска полотна, мятежный художник не спеша направился к лестнице, но развернулся на полпути. - Студию-то откройте.



   - Принеси ключ, - сказал Пьетро младшему сыну. - У меня на столе.



   Джулиано послушно пронёсся по лестнице мимо Филиппо, но уже через минуту мчался обратно, крича ещё с верхних ступеней:



   - Там нет никакого ключа!



   - Как так - нет?



   - Ты внимательно посмотрел? - подхватила мать.



   - Я там всё обшарил - нету!



   Художник вздохнул и присел на ступени:



   - Сначала не выпускали. Теперь не впускают. Никакой свободы... Тирания и деспотия...



   Тут Лукреция охнула и закрыла рот ладонью:



   - Это ведь я взяла его. Когда утром заходила. И положила в кошелёк... Совершенно бездумно...



   Она вытряхнула всё из кошелька на стол. Среди монет ключа не оказалось. Дырки в кошельке тоже не было.



   - Вспомни, ты что-то доставала?



   - Зачем-то лазала в омоньер?



   - Припомни хорошенько! - советовала вся семья, пока маэстро вслух рассуждал о пошатнувшихся основах Флорентийской республики.



   На некрасивом, но выразительном лице Лукреции отражалась вся бурная работа мысли.



   - Точно! Я же давала деньги Фантине, чтобы купить хлеб. Я достала не глядя, а она взяла не глядя, и, наверно, заболталась с дочкой пекаря, и тоже отдала не глядя... Фантина! Быстро за ней! Пусть поищет у себя!



   Побитая горничная поплелась на улицу.



   Измождённая Лукреция вновь села рядом с мужем.