Будьте бдительны! - страница 38
– Тебе хорошо, – вдруг сказал Сережка.
Юрка недоуменно приподнялся на локте, пытаясь разглядеть в темноте, не шутит ли мальчишка. Но увидел только блеск глаз и услышал, как Сережка повторил:
– Тебе хорошо. Ты воевал. А я только прятался.
– Я бы, наверное, не смог, как ты, – возразил Юрка. – Думаешь, воевать – это самое сложное? Я был в фильтрационном лагере… оттуда, наверное, можно было бы сбежать, там такая неразбериха была… А я обмер. Сидел и ничего не делал… – и неожиданно для самого себя спросил у младшего – так, словно тот был командиром: – И что ты собираешься делать теперь?
– Бежать, – твердо ответил Сережка. Так ответил, что у Юрки не осталось сомнений в том, что младший мальчишка говорит искренне. – Бежать и воевать.
– Воевать? – В голосе Юрки прозвучала ирония (он сам этого не хотел, но прозвучала, уж больно смешно и претенциозно это было – такое заявление в устах одиннадцатилетнего пацана).
– Воевать! – Сережка вспыхнул, это было слышно по голосу. Потом он помолчал и неожиданно рассудительно и жутко сказал: – Понимаешь, Юр… это очень страшно – воевать, я видел… но, если мы их не прогоним, то они не дадут нам жить. Просто не дадут, нас не будет. Совсем. А я так не хочу, и не могу так жить. Я лучше умру, но…
Ясно было, что у мальчишки нет слов, чтобы высказать то, что он думает. Но у Юрки они были, и он тихо сказал:
– Но сражаясь. Да?
– Да, – выдохнул Сережка. – Я решил. Мне бы выбраться и пробраться в Воронеж. Я слышал… – шепот Сережки защекотал ухо Юрке, – они говорили… Воронеж держится. Там наш генерал Ромашов их не пускает.
– Ты… правду говоришь? – сдавленно спросил Юрка. В нем вдруг вспыхнула надежда.
До этого он сам не очень понимал, почему думает о побеге, что собирается делать, если сбежит-таки. Ему казалось, что вместе с отрядом Батяни кончилось вообще все организованное сопротивление. И вдруг оказалось…
– Правду? – почти умоляюще спросил Юрка снова.
– Они так говорили, – прошептал Сережка. – Ругались – одуреть, как ругались… Юрка, а знаешь? – В голосе Сережки проскользнуло ликование. – Они боятся. Правда боятся. Боятся, что их пошлют в Воронеж. И говорят, что и другие места есть… и партизан много… А если они сами боятся, то почему их должен бояться я?
В этом заявлении была довольно глупая, но искренняя логика. Если бы Юрка был старше – он бы, наверное, посмеялся… но ему и самому было всего шестнадцать лет. Поэтому он сказал:
– Есть еще двое ребят… младше меня, но старше тебя… Завтра я тебя с ними познакомлю. И будем думать. Правда, – признался Юрка, – я не знаю, что тут можно придумать. И как. Уже всю голову себе сломал.
– Придумаем, – непоколебимо-уверенно сказал Сережка. – Не можем не придумать.
Он все-таки успел уснуть и вздрогнул, когда старшие мальчишки растолкали его. Все было обговорено заранее. Юрка, Славка и Вовка начали тихо снимать с нар лежаки – большие, закрепленные в пазах листы пластика. Сережка подошел к двери и притих около нее, прислушиваясь. Делалось это очень тихо – никто в бараке больше не проснулся или, проснувшись, сделал вид, что это его не касается. Когда подошедший Вовка кивнул Сережке, тот нажал кнопку рядом с косяком и, когда загорелась зеленая кнопка, прохныкал:
– Дяденька охранник… мне в туалет… очень… мне по-большому…
В ответ раздалась приглушенная матерная брань разбуженного хорвата. Но Сережка продолжал ныть и скулить, даже подпрыгивая на одном месте для убедительности, как будто его могли видеть снаружи – и в конце концов в двери щелкнул фиксатор замка. Скорее всего охранник собирался просто вздуть надоедливого мальчишку, а не водить его по сортирам, да потом пару раз сунуть головой в ящик биотуалета в дальнем углу барака – как уже делали пару раз со слишком стеснительными. Но привести в исполнение это желание ему не удалось.
Стоило ему войти, как Юрка с размаху изо всех сил рубанул его в горло – в кадык – ребром пластикового листа. Хорват коротко хрипнул и повалился на руки Славке и Вовке.
– Блин, он без оружия, – прошептал Славка. – Шокер один.
– Черт с ним, – ответил Юрка. – Скорее давайте, бежим, ну!