Будущий год - страница 5

Вика впервые посетила нас не очень кстати, хотя и по моему приглашению. Как раз в то воскресенье сын привел к нам свою невесту, и мы обсуждали будущее молодой четы. Откровенно говоря, нам с мужем не нравилась невеста сына. Особенно обижало нас то, что наш дом был для нее благоустроенной летней дачей. Она не представляла себе, как можно жить в таком доме зимой, а мы прожили в нем всю жизнь и вырастили сына. Она хотела сохранить за собой одну комнату для летнего отдыха и зимних развлечений, совершенно уверенная в том, что жить можно только в городской кооперативной квартире. Мы с Вячеславом Илларионовичем не перечили ей, но оба приуныли в ее присутствии. Что греха таить, я пригласила Вику в смутной надежде на то, что мой сын ею заинтересуется, если не увлечется. Вика казалась мне неотразимо обаятельной. Она только что устроилась преподавательницей в детскую музыкальную школу, где я работала. Помню, как с первого взгляда меня заворожили ее длинные волосы странного зеленовато-каштанового оттенка. Я попыталась даже узнать у моей парикмахерши, нельзя ли окрасить волосы в такой цвет, но ничего подобного не нашлось в распоряжении опытной мастерицы. Да и не похоже было на то, что Вика красит волосы. Скорее всего, она вообще не прибегала к услугам парикмахерской. Ее коса производила впечатление причудливой неподдельности, впрочем, как и она вся. Наверное, этим и объяснялся ее удивительный дар всех располагать к себе. Ученики души в ней не чаяли. Наши преподавательницы, большей частью пожилые, ревновали ее к ученикам, однако благоволили к ней. При этом Вика была несловоохотлива или, лучше сказать, немногословна. Однажды на педсовете ее критиковали за то, что она завышает оценки ученикам. Вика не отпиралась и не оправдывалась. Она села за фортепьяно и сказала: «Я лучше сыграю». Она сыграла, и нападки, действительно, прекратились. В то воскресенье, почувствовав натянутость в нашем семейном кругу, Вика тоже сказала: «Я лучше сыграю». Нам было не до музыки, но, разумеется, никто не возражал. Игра Вики отличалась одной особенностью. При всей технической точности исполнения даже знатоки затруднялись определить, какую пьесу она только что сыграла. Вика не играла ту или иную вещь. Она просто играла (глагол в данном случае не только не нуждается в дополнении, но исключает его). Слушателей захватывала цепкая гибкость исполнительницы. Ее игра передавалась нервам и мышцам. Вечером, когда мы с Вячеславом Илларионовичем остались одни, я рассказала ему, что ученики зовут молодую учительницу Викшей или Векшей и даже преподаватели не называют ее иначе. Теперь я вспоминаю, как насторожился Вячеслав Илларионович при слове «Векша». Тогда мне казалось, что мои рассказы не производят на него впечатления. И немудрено: Вячеслав Илларионович был слишком озабочен проектом, который предстояло сдавать в ближайшие недели. По линии своего института муж проектировал завод ядохимикатов. С этим проектом соприкасалась его докторская диссертация. Вечная сосредоточенность мужа беспокоила меня. Я пыталась развлечь его своей болтовней. К тому же пора было обсудить с ним одно неотложное дело. Вика жила далеко от нашей музыкальной школы и тратила очень много времени на дорогу. В нашем доме освобождалась одна комната. Эту комнату я хотела временно предоставить Вике. Мой муж рассеянно согласился.

Сын вскоре переехал в город к молодой жене, и Вика обосновалась у нас в доме. Однажды мне позвонил сослуживец мужа. Я узнала, что у Вячеслава Илларионовича серьезные неприятности на работе. Меня просили повлиять на него. Непримиримая позиция Вячеслава Илларионовича якобы наносила ущерб не только ему самому, но и всему институту. Вечером я имела с мужем разговор. Оказывается, там, где, согласно проекту, должен был строиться завод ядохимикатов, протекала речка. Речка эта не значилась ни на каких картах. Не было оснований принимать эту речку во внимание при проектировании. Од-i шко пуск завода означал неминуемую гибель речки. Узнав об этом, Вячеслав Илларионович отказался подписать готовый проект. Таким образом, план срывался, а это грозило институту катастрофическим провалом. Естественно, Вячеслав Илларионович рисковал своим собственным положением. Я за него испугалась. Я возражала сбивчиво, но настойчиво против донкихотского пыла, так мало свойственного ему до сих пор. «У этой канавы небось и названья-то нет», — обронила я с наигранным пренебрежением. «То есть, как нет, речка называется „Векша“», — чуть ли не торжествующе парировал Вячеслав. Я невольно взглянула на Вику. Она потупилась и пробормотала: «Я лучше сыграю». Ее игра подвела итог нашему объяснению. Вика играла цепко и четко, все расставляя по местам. С этого вечера каждый из нас на зубок знал свою роль. Нельзя сказать, что я сразу примирилась с моей ролью, но уже играла ее, не отваживаясь, правда, объявить: «Я лучше сыграю».