«Букет» на приеме - страница 18
— Поймать свободную машину, — подсказывает Данилов.
— Да, случайная посадка. Подозрительные ездки мы будем подстраховывать патрульными машинами ГАИ. Ну и еще кое-чем. Повторим-ка наше воззвание.
Старшая включает переговорное устройство.
— «Букет» вызывает все машины на линии…
Трое суток посменно отдежурили муровцы в «Букете». Кирпичов все нерабочее время тоже проводил там, там и спал на диванчике, чтобы быть под рукой для опознания грабителей. Все пока безрезультатно.
Невесело возвращается Томин домой. Навстречу ему по лестнице спускается Борис Петухов, за спиной рюкзак. При виде Томина делает испуганное движение назад, но прятаться поздно.
— Та-ак. Карету мне, карету?
— Да я… знакомая пригласила, немного проветриться…
— Когда поезд?
— Десять сорок пять, — автоматически отвечает Борис.
— Ту-ту — и прощай неприятности. Блистательный ход!
— Саш, ну слушай… ну можно с тобой как с человеком?
— Я и есть человек. Незаметно?
— Заметно, заметно! — заводится Борис. — Под милицейским мундиром бьется благородное сердце! Не то что у некоторых, да?
Томин молча смотрит на него усталыми глазами. Сейчас бы поесть да завалиться спать…
— Я тут уже восемь дней! За каким чертом мне здесь сидеть?
— А родители?
— Может, так даже лучше, Саш. Скажут, вызвали срочной телеграммой, — и меньше разговоров.
— Отец с матерью на ладан дышат, впереди следственные процедуры, суд. Пусть все тянут одни?.. Давай билет!
— Нету билета. Рассчитывал на вокзале схватить.
— А и есть — пусть пропадает. Заворачивай обратно.
— Не имеешь права! — слабо артачится Борис.
— Имею. Не юридическое, так моральное. — Он берет Петухова за локоть. — Когда-нибудь сам спасибо скажешь.
Дождавшись, пока тот войдет в квартиру, Томин направился было дальше, но засомневался…
А Борис стоит в передней, не снимая с плеч рюкзака. Прислушался, тихонько приоткрыл дверь… и оказался лицом к лицу с Томиным.
— Гражданин, вы задержаны при попытке к бегству! — Томин старается взять добродушный тон.
— Может, я под домашним арестом?!
— Не шуми.
Борис в сердцах скидывает рюкзак на пол и уходит в комнату. Томин, улыбаясь, двигается следом.
— Поймал и радуется! Тоже мне, великий сыщик! Ловил бы кого положено!
— Гляди-ка, замок новый вставил, прибрал, даже пол подмел. А цветочек-то не завял.
— Зря ты меня не пускаешь, — впадает Борис в страдающий тон. — Я ведь тут… ну прямо по уши в навозе! Старики чего-то наплели, пойдут теперь насмешки…
— Ты тоже сочинял. Отец у тебя не отставной бухгалтер, а большой ученый, вместо домика на восьми сотках — загородная вилла.
— Откуда?! — отшатывается Борис.
— Пал Палыч у Хабарова выспросил.
— Этот Пал Палыч меня возненавидел с первой минуты!
— Он тебе просто не поверил с первой минуты.
— Нет, не просто! Как он меня обхаживал! То лестью, то хитростью. Все испытывал… Ты знаешь, я иск написал, — говорит он упавшим голосом. — Вот до чего довел… Может, за мной есть грехи, но на чужое я не зарился. Да еще на чье!..
— Иск в дело не подшит.
— Но ты ведь знаешь. И я знаю. Главное, что обидно — не нужны мне те деньги! Все вот тянутся, жилы рвут, чего-то там достигают. Кому должность, кому магнитофон какой-нибудь сумасшедший нужен или еще что. А я что потопал — то и полопал… Лег — свернулся, встал — встряхнулся.
Томин садится верхом на стул и смотрит на Бориса внимательно.
— Хочешь верь — хочешь нет. Старики, между прочим, тоже на деньги были не жадные. Пошлешь четвертак, мать накупит дребедени и обратно шлет. У меня одних галстуков штук тридцать.
— Значит, честолюбием не мучаешься? А зачем приукрашивал свой портрет? Именитые родственники, невесты-красавицы?
— Что я думаю и как себя внутри ценю, это личное дело. Но люди должны меня уважать. Тут уж извини!
— Боря, если сам себя не уважаешь, другие не будут.
— Слушай, ну нельзя же признаться, что я весь тут, и больше ничего! — Прижав обе руки к груди, он с обидой взирает на Томина: простых вещей человек не хочет понимать!
— А почему, собственно, нельзя? Давай разберемся. Ты не воруешь? Не спекулируешь?
— Иди ты!
— По меркам Хабарова почти непьющий. От работы бегаешь?
— Куда от нее убежишь?