Букет роз - страница 4

А какое раздолье настало для детей, как они бегали и прыгали, как звонко смеялись и громко кричали! Фатьма с умилением на них глядела и говорила Кули:

— Пусть резвятся. Нельзя детей без конца одергивать.

Дом пришелся по сердцу и Кули. Потолок был достаточно высоко, и хозяин ходил, не рискуя удариться головой. Два окна дома выходили на кладбище. Правда, из окон виднелись не только могильные холмики и надгробные камни, но и закопченные сельские домики, что располагались по ту сторону кладбища, и даже мазутные лужи. К селу через кладбище вела узкая тропинка. Многие даже побаивались вечерами приходить к Кули. И на Ибиша, который на спор с друзьями ночью прошел по кладбищу, смотрели с почтением.

В комнате Кули стоял старинный сундук. Он заменял кровать и отцу и сыну. Кули работал ночами, поэтому ночью на сундуке спал Ибиш, а днем — отец. Смешно было видеть на сундуке Кули. Как ни велик сундук, а для Кули он явно маловат, и ноги спящего хозяина всегда торчали, мешая детишкам. Но Кули был счастлив на своем сундуке и, свернувшись калачиком, сладко засыпал.

Но вот сегодня Кули не спалось. Он лежал на спине, глаза его устало и удивленно глядели в потолок. Вот он поднялся и начал нервно ходить по комнате. Фатьма давно уже с тревогой наблюдала за мужем. Спустились сумерки. Фатьма зажгла керосиновую лампу, повесила ее на гвоздь у двери и подошла к. Кули:

— Что с тобою?

Глаза ее беспокойно и вопросительно глядели на мужа. Кули промолчал: не хотелось при детях рассказывать о неприятностях.

— Возьми себя в руки, отец, — мягко проговорила Фатьма. — Успокойся, мы все с тобой рядом. Ты сегодня совсем не спал, усни, а то ночью и работать не сможешь.

Вдруг в окно постучали. Фатьма вздрогнула и поспешно натянула платок. Кули отворил дверь. В комнату неторопливо вошел коренастый светловолосый мужчина.

— Добрый вечер! — приветливо сказал гость и привычным жестом поправил очки.

Это забежал перед сменой Василий, друг Кули. Они работали на одном промысле, и Василий частенько навещал своего молчаливого друга.

В доме Кули не было ни стола, ни стульев. Это, однако, никогда не смущало Василия. Он и сейчас преспокойно уселся на подоконнике, покосился на Кули и спросил:

— Как настроение?

Кули покачал головой, хотел что-то сказать, но тут дверь с шумом распахнулась, и к Василию бросилась Сурия. Она неумело обхватила его ручонками за шею, потерлась носом о колючую щеку и закричала:

— Дядя Василий, дядя Василий!

Василий, смеясь, достал из кармана маленькие яблочки и протянул Сурие.

— Ну-ка, сосчитай, сколько яблок, — откровенно любуясь девочкой, проговорил Василий.

— Один, два, три, — залепетала Сурия, — четыре, шесть, семь…

— А куда ты дела пять? — заулыбался Василий и поправил: — Значит, у Сурии не семь, а шесть яблок.

— Значит, — с сожалением вздохнула девочка.

— Ну, а что ты сейчас сделаешь с этими яблочками?

— Я дам их сестрам и Ибишу. А самое… а… а большое возьму себе, — лукаво закончила Сурия и выбежала из комнаты.

Василий и Кули рассмеялись.

Василию недавно исполнилось сорок лет, но выглядел он намного старше. Жизнь преждевременно состарила его: волосы его поседели, глубокая морщина пролегла на высоком лбу, только глаза молодо и хитровато поблескивали из-за очков.

Василий родился в Москве. Подростком пошел работать на сталелитейный завод Гужона. Бесправие и нищета рабочих вызывали в его душе гнев и протест. Василий спорил с мастером, ругал хозяина, но пользы от этого было мало. Шли годы. Однажды его пригласили на маевку. Там Василий познакомился с большевиками. Жизнь его круто изменилась. Он начал распространять листовки, хранил нелегальную литературу, вошел в забастовочный комитет и понял, как нужно бороться с хозяевами. Все оборвалось арестом. Темной ночью по глухим московским переулкам вели арестованного большевика Василия два грузных и молчаливых жандарма. Полной грудью дышал Василий и думал, что уж долго ему не придется видеть родные места. Потом были тюрьмы, допросы, каторга, потом поселение в Сибири. Туда же приехала жена с маленькой дочерью. Часто Василий рассказывал Кули об этой ужасной поре его жизни. Голод, холод, лишения унесли жену, вскоре умерла и дочь. Василий остался один.