Булимия. Еда или жизнь - страница 5

стр.

Исповедь

Смотрю на огромную миску, на которой красноватыми подтеками подсыхают капли борща… Обвожу взглядом кухню: разбросанные грязные тарелки, крошки, разлитый кетчуп, скомканные, вымазанные жиром полотенца, разбитый в спешке стакан с остатками липкой и едкой кока-колы… И только при виде этой картины в голове включается сознание. В сказке «Три медведя» удивленные хозяева дома говорили: «Кто был здесь и ел из моей плошки?» Кто был здесь и перевернул всю мою чисто вылизанную кухоньку вверх дном? Неужели это Я?

Последние 90 минут. Улица: ларек с булками, шоколадки, кола, орешки, чипсы… Дома: борщ, дешевые сосиски, нехитро запаренные с китайской кудряшкообразной лапшой в микроволновке, пряники, вафли, кефир, остатки каких-то продуктов в холодильнике… И все это летело ко мне в волчью пасть, как в топку старого паровоза!

А потом — два пальца в рот, и обратный ход всего только что проглоченного добра в унитаз. Быстрее! Быстрее, пока ОНО — все это — не осталось внутри! Пока ОНО не успело всосаться и оставить меня с выпирающим животом, пока ОНО не убило меня!

Ненавижу! Больно, господи, как же больно и мерзко! Еще! Еще не все вышло. Нужно до желчи, чтобы там точно пусто было. Не могу больше. Зачем? Почему я не вспомнила об этом гадком, раздирающем ощущении раньше — еще тогда на улице, как только этот внутренний монстр опять раскрыл свою пасть и меня затрясло в бешенстве и агонии?!

Тогда я видела только еду, а не дно унитаза. Тогда я радовалась тому, что могу так много сожрать. Не «съесть» или «покушать». Нет. Себя-то не нужно обманывать — именно «сожрать». Ведь никто не догадается… Все. Нет сил. Ну все, что ли? Чисто? Или воды налить и промыть для верности, чтобы ничего там из этого порочного состава не застряло? Темнеет в глазах, слабость… Значит, все чисто. Все по привычному плану, разработанному мной годами.

90 минут затмения и…

Стройная, субтильная, интеллигентная девушка со свежим макияжем робко и уныло входит в кухню, обводя ее томным взглядом предобморочного состояния и крайнего изумления последствиями пиршества диких викингов: как же можно было ст-о-о-олько сожрать? И это тоже Я?!

При виде этой миски мне вспомнились рассказы родителей о том, что маленькой девочкой я норовила отобрать у нашего домашнего дворового пса Шарика его миску с борщом, ни за что не желая делиться таким добром с собакой. При этом меня нисколько не смущал тот факт, что это была собачья миска, и с криком: «МОЕ!!!» я неслась за своею ложкой! «Неужели, чтобы есть из собачьей миски?» — вопрошаю я сейчас. Интересно, а если бы меня не остановили? Хотя сейчас я знаю и понимаю, что многие дети шаловливо норовят отобрать у домашнего питомца его лакомство. Детский непосредственный интерес…

Но логического завершения своим действиям я не получила, так как каждый раз на полпути к достижению своей цели я была застигнута жестким блюстителем порядка — моей бабулей: «Не кормят они ребенка, что ли?» И последующие уговоры «за маму» и «за папу», «доедай, а то не вырастешь», «еще немножко, хорошие девочки слушают родителей» просто порождали во мне протест против совместного семейного приема пищи. Так что, видимо, радостнее казалось разделить миску борща в компании с Шариком — по крайней мере, говорить «ну, еще ложечку» он уж точно не будет. Но эта свободная мысль так и осталась лишь мыслью.

И вот сейчас я об этом вспоминаю… Что послужило причиной того, что я заболела булимией и уже много лет не могу от нее избавиться? Неправильные установки детства? Эксперименты со своим весом и практикованием диет и голодовок в юности? Или это был путь обретения себя? Но какой себя: той, которая за каплю жира на своем теле готова жизнью расплатиться, — или какой-то другой, незнакомой, мудрой и умеющей ценить жизнь и себя в ней?

Возможно, странный, непостижимый, дикий, безумный и необъяснимый путь… Хотя и не удивительно, что это мой путь, ведь я и есть странная, непостижимая, дикая, безумная во всем — в любви, в преданности, в мечте, в деятельности, в напористости и твердолобости — и необъяснимая в своей сущности и в своих экспериментах, которые великолепно можно было бы назвать «Мои университеты», если бы это не было слоганом известного классика.