Бульвар Постышева - страница 26

— А пять тридцать не хочешь!?

— Как это? — говорит он. — Четыре девяносто! Точно!

— А ты не в рублях мерь, а в часах. Понятно?

— Не понял, — говорит он. — В каких часах?

— «Сэйко»! — отвечаю я, и начинаю разгадывать сканворд.

Так он ещё долго сидел тупил, пока не понял, что я имел ввиду. Потом повернулся ко мне и радостно объявил, что доперло. Но я опять не реагировал, а он хмыкал всю дорогу и говорил, как интересно, надо же!

— А действительно, интересно. Я ведь тоже не сразу понял почему «четыре девяносто».

— Да потому что ты сразу в часах думал, как я тебе рассказывал, а не в деньгах или в чем там ещё он думал.

— Это понятно, но всё равно забавно: Так — пять тридцать, а так — четыре девяносто. Надо запомнить — хорошая загадка.

— Запомни.

— Запомню, потом где-нибудь умом блесну. Интересно ты рассказал. Это типа такой головоломки из спичек.

— Головоломки?

— Ну, из спичек есть такая головоломка, когда дают шесть спичек и говорят: «Состройте четыре равносторонних треугольника, но спички ломать нельзя, и чтобы они соприкасались только концами». Все сидят, думают, как на столе так это разложить, и ничего ни у кого не получается. А ответ-то прост: они все в плоскости стола думают, а нужно объемно поразмыслить, и тогда пирамида получится и четыре равносторонних треугольника. Понятно я объясняю?

— Понятно. Да, похоже на мою задачку. Объемно, значить? Хм, тоже хорошо. Надо тоже запомнить, потом блесну!

— Один — один?

— Один — один! Согласен.

Какое-то время помолчали, обдумывая каждый своё. Но после всего, что они пережили, им хотелось снова и снова общаться:

— Я где-то читал, что в автомобиле порядка двух километров проводов. То есть, от аккумулятора по всей машине тянется разных проводов и проводков два километра. Представляешь? Сколько же километров провода в самолете? И всё это должно работать! Каждый день по два раза, если самолет прилетает в назначенный пункт, заправляется и через пару часов летит обратно.

— Да-а! — под впечатлением отвечает второй. — Это да-а! Я как-то видел во время посадки, сколько у него трубок, когда поднялись закрылки. Так если рассуждать по-твоему, сколь же километров разных трубок, гидравлики, троса и прочей дребедени в нем. И всё это тоже должно работать по два раза в день, по пять-шесть часов в одну сторону, если самолет летит, скажем, из Иркутска в Москву. Нет — самолет очень опасная вещь! Особенно реактивный.

— Почему реактивный?

— Потому что если у реактивного двигатели отказали — всё! Он свечкой падает вниз. Он движется только на тягловой силе моторов. А отказали — хана! Свечкой вниз. Поршневые — устроены так, что ещё планировать могут, — ты в этом убедился, — а реактивные — сразу в штопор.

— Но не скажи, по-моему, и реактивные планировать могу. А то, как же? Должны планировать.

— Я тебе говорю: «Нет!» Я читал, что не могут. И с десяти тысяч километров рухнуть в низ — это ещё в салоне помрешь от страха и перегрузок. Сердце не выдержит.

— Не, я здесь с тобой не согласен — реактивные тоже планируют. Крылья есть, хвостовое оперение есть — планируют, что ни говори.

— Ай, чего спорить? Пусть тоже планируют, но скажи, какой из реактивных смог бы вот так приземлиться, как мы, и не рассыпаться?

— А почему он должен был рассыпаться? Мы же в жижу упали.

— А потому, — в нем сколько весу? Грохнется так, что мало не покажется — планируй, не планируй. Вот смотри, что останется целым, если сбросить, допустим, с пятого этажа: коробок спичек и рояль?

— Ну, ты сравнил!

— Ну, а чё сравнил? Сравнил. Ну, что останется целым?

— Хорошо, хорошо, убедил.

— Ну, что?

— Спички, конечно.

— Вот!

— В нашем случае, давай лучше….

Скрипнула дверь. Архип осекся. Заспанная Юлька вошла в комнату.

— Привет. Работаешь? Не помешала?

— Привет, работаю, помешала, — ответил Архип, но не зло, скорее, устало.

Он действительно устал, поэтому, когда она, подойдя сзади, положила ему руки на плечи и поцеловала в щеку, он быстро добил:

— О чём пишешь? — Юля поняла, что он хочет отдохнуть от писанины.

— Да, так — пёрышко точу.