Бумажный огонь - страница 3

стр.



   Кэн попросил Ёсико дать ее адрес на всякий случай. Рядовая улица, как водится, никак не называлась, поэтому девушка нарисовала схему со своим домом. В выходной день Кэн пешком отправился туда. Он не собирался к ней в гости, это было бы верхом неприличия. Просто хотел посмотреть ее дом и, если повезет, увидеть издалека родителей. С ним, разумеется, пошел и Хироси.



   Городской район Ямасигай раскинул кварталы от фабрики до самого моря. Нумано-Хата - ближайшие к морю девять кварталов Ямасигая - находились далеко от фабрики. Идти пришлось долго. Кэн, сверяясь со схемой, отыскал среди тесно наставленных домов и жилище Ёсики. Надеясь увидеть ее родных, он подошел к низенькой ограде и заглянул во двор. Из-под крыльца выскочил черный пес и залаял на Кэна. Из домика выглянул старый дед:



  - Что там, Акира?



   Лай стал остервенелым, белые зубы так и мелькали. Братья переглянулись и пошли прочь. Пес перемахнул через ограду и бросился вдогонку за гостями.



  - Акира, назад! Акира! - кричал дед.



   Куда там! Братья улепетывали что есть духу, а сзади наседал Акира и хватал их за голые икры.



   Прогнав парней целый квартал, пес отстал. Братья остановились, запаленно дыша.



  - Ну, познакомился? - съехидничал Хироси. - Отныне это твой первый родственник. Ну-ка глянь, штаны целы?



   Момохики*, доходящие до середины икры, уцелели, зато ноги у обоих были покусаны до крови. Братья сорвали на обочине листья подорожника, размяли и вытерли кровь. За ближайшей оградой залаяла собака, и парни вздрогнули.



  - Пошли отсюда, пока весь Нумано-Хата на нас собак не спустил, - сказал Хироси. - Хоть сандалии не растеряли...



   Кэн прислушивался к чувству причастности к симпатичному городу с налаженной жизнью - Эсутору ему понравился. Хироси же опять разворчался.



  - Видел, какие особняки отгрохала себе фабричная элита? - зудел он. - С нашими хибарами не сравнить. Отдельно живут, у сопок, подальше от нас, рабочих. А видел, какие апартаменты у мэра? В двухэтажном доме живет!



  - Хироси, ну какая тебе разница, как живут богатые? Испокон веков так было, - ответил Кэн, тяготясь разговором.



  - Ладно, - вздохнул Хироси. - Сегодня вечером сходим в гости к моему мастеру-учителю. Там тебе все объяснят.



  - Что объяснят?



  - Пока еще сам не знаю. Мастер меня к себе позвал. Вместе пойдем. Цутибаси его зовут.



   ...В доме у Цутибаси гости тесно сидели на полу. Кэн увидел и Титоси, удивился. Братья скромно сели около стены позади рабочих, которые подвинулись, освобождая место.



   Цутибаси прокашлялся и взял слово. Он долго рассказывал, как трудно живется рабочим. О том, что дети едят не досыта и не получают самую простую медицинскую помощь, потому что она слишком дорогая. О том, как сложно прокормить, обуть и одеть многодетную семью. О том, что женщины вынуждены работать на тяжелом и вредном производстве, хотя их предназначение - заботиться о доме, огороде и растить детей. В то же время руководство завода каждый год вывозит свои семьи в метрополию, где тепло, много солнца и фруктов. По улицам их возят американские машины с личными шоферами, нашими нищими братьями. Жены руководителей фабрики ходят в шелковых кимоно, а дети посещают отдельную школу, окончив которую, они уедут учиться в Токийский университет, чтобы тоже стать руководителями и жить припеваючи. А дети рабочих закончат только обязательное шестилетнее образование и пойдут на завод, на самую тяжелую работу, и будут получать по четыре-пять иен в день.



   Ничего нового Цутибаси не сказал, все это Кэн знал, однако простые слова пробудили в нем обиду.



  - Разве это справедливо: работаешь по двенадцать часов, с утра до ночи, а денег нет круглые сутки? - с пафосом вопросил Цутибаси.



  - Вообще-то, если честно, рабочие и не должны получать столько же, сколько руководство, - громко высказался тугой на ухо Титоси.



  - Нам и не надо столько же, - ответили ему. - Нам надо столько, чтобы семьи не жили впроголодь.



  - И работать тяжело по двенадцать часов, - поднялся с места Хироси. - После смены в общежитие чуть живой приползаешь, чуть ли не на четвереньках.