Бундори - страница 5
— И сохранит его имя в памяти потомков, — закончил Сано. Это был урок бусидо, один из тех, что отец давал ему в детстве, внушая философию, существующую уже более шести столетий. — Обещаю…
Сано крепче сжал руку отца, он словно старался удержать его на пороге жизни. Слезы застилали ему глаза. Он понимал: отца печалит то, что чудесный поступок, который он совершил во имя сёгуна, должен навсегда остаться тайной.
— Отец, обещаю, я сделаю все, чтобы наша фамилия заняла почетное место в истории, — сказал он.
Успокоенный, отец закрыл глаза.
Его смерть словно выбила почву из-под ног Сано, оборвала связь с предыдущими поколениями, высушила источник, питающий силу и отвагу, лишила компаса, указывающего путь вперед. Одинокий, неуверенный в себе, Сано очень хотел, чтобы отец оставался рядом с ним. И все же данные тогда обещания не казались ему опрометчивыми или невыполнимыми. В качестве сёсакана он сможет прославиться.
Теперь же, однако, Сано начал терять надежду выполнить обещания. Вот уже два месяца прошло с тех пор, как он переехал в замок, а Токугава Цунаёси совершенно не замечает его. Сано доводилось видеть нового господина лишь издали, во время официальных церемоний. Вместо того чтобы решать проблемы государственной важности, Сано служил в историческом архиве замка. Он использовал все свободное время и энергию на единственном доступном ему направлении бусидо — совершенствовании в боевых искусствах для подготовки к войне, которая, может, и не случится при его жизни. Похоже, ему суждено стать одним из бесчисленных государственных чиновников, выполняющих рутинную работу в обмен на щедрое содержание, — паразитом, жиреющим на богатстве Токугавы.
— Внимание! Целься! — Голос сэнсэя прервал размышления Сано.
Наконец-то упражнение близится к концу. Изнемогая, Сано развернулся так, чтобы оказаться на одной линии с соломенной мишенью. Его сердце протестующе бухало в груди. Облачение и оружие не уступали по весу Большому Будде из Камакуры. Болела каждая клеточка тела, от перенапряжения подкатывала тошнота. Сано поднял лук и заправил стрелу. Несмотря на отчаянные усилия, голова ушла под воду. Сано вскинул лук вслепую.
— Выстрел!
Сано пустил стрелу и поплыл к берегу. У него не осталось сил на то, чтобы посмотреть, куда он попал. Он даже не мог думать о том, как стать идеальным самураем и снискать неувядаемую славу для своей семьи. Все, чего он хотел, — это отдохнуть на сухой земле. Мокрый и дрожащий от холода, Сано выполз на берег. Он лежал неподвижно, закрыв глаза, и смутно ощущал присутствие людей: они отдыхали, разговаривали, снимали боевое облачение. Солнце пригревало. Он услышал звук приближающихся шагов. Кто-то остановился над ним, закрыв солнце. Сано откинул маску и поднял голову, ожидая увидеть слугу, который поможет снять экипировку.
Вместо слуги он увидел двух старших чиновников сёгуна. Одетые в разноцветные длинные кимоно, с напомаженными волосами, увязанными в кольцо, со свежевыбритыми лбами, они смотрели на него сверху вниз с легким пренебрежением.
— Сёсакан-сама? — спросил один чиновник.
Сано с трудом поднялся:
— Да?
Вода ручьями текла из-под шлема и кольчуги. Сано поклонился, остро чувствуя свою невзрачность рядом с чужим изяществом.
— Сёгун хочет, чтобы вы немедленно прибыли к нему в театр Но, — сообщил другой чиновник.
У Сано екнуло сердце. После двух месяцев молчания Токугава Цунаёси хочет его видеть!
— Он сказал зачем? — осведомился Сано с надеждой.
Чиновники мрачно покачали головами, поклонились и зашагали прочь.
С помощью слуги Сано избавился от боевого снаряжения. В раздевалке снял нижнюю одежду, ополоснулся под душем и вытерся полотенцем. Затем облачился в повседневный наряд — длинные, широкие черные штаны, темно-красное кимоно с золотыми штампованными узорами и гербом Токугавы (трилистником штокрозы), поверх надел черный хитон с гербом своей семьи в виде четырех переплетенных журавлей. Он нетерпеливо ждал, пока слуга вытрет ему выбритое темя и соберет волосы в пучок. Наконец приладил к поясу мечи.
«Может, у сёгуна, — подумал Сано, — есть для меня задание и я сумею выполнить данное отцу обещание». В душе родилось предчувствие чего-то важного. Он постарался избавиться от этих мыслей: «Наверное, сёгун просто из вежливости решил уделить минуту внимания прилежному служащему, чтобы потом забыть о нем навсегда». Но разубедить себя, перестать надеяться на лучшее Сано не удалось.