Бункер "BS-800"/ der Fluch des Reichs. - страница 23
Он чиркнул зажигалкой, и прикурил папиросу. В машине запахло крепким табаком.
— И что? — спросил я.
Левинц, округлив глаза, покосился на меня:
— Тебе мало? Камрад, стареешь! Или зажрался ты совсем?! Ты только подумай — два спецотряда, оба полегли в глуши несусветной! До нас на этом месте стопудняк никого не было!
— Как ты думаешь, что они не поделили?
— Не знаю… — Борис бессильно опустил руки, и вновь уставился в окно, выпустив изо рта белое облако дыма. — Может быть, в этом месте, из-за его отдалённости от фронта, хотели создать какую-нибудь учебную базу, или госпиталь, огромных размеров. Не спрашивай — этот вопрос мне и самому уже мозг растворил!
Эти немецкие солдаты оставили там, в этом никому ныне не нужном лесу, свои жизни, забрав с собой жизни Наших бойцов, и лежат теперь они в одной могиле, похороненные временем и бережно укрытые лесом мягким покрывалом из земли и листьев. Лес… как много ему удалось повидать, как много тайн и секретов он хранит. Для кого-то в то время он был спасением, давая укрытие и тепло; кому-то напротив — обеспечил гибель, заводя в свои недра и знакомя со своими не слишком гостеприимными жителями. Люди в панике бегали между деревьев, пытаясь отыскать спасительную реку, поляну, дорогу; сбивались с курса, падали в отчаянии и бессилии, поливая горючими слезами поросшую травой землю. Затем, собрав последние силы в кулак, вновь обретали мужество — они стремились покинуть лес, проклиная на разных языках ветвистые ели, берёзы и размашистые дубы. Мало кто из них тогда вышел — всех их ждал один конец, всем суждено было стать его гостями на веке. Лес… он живой, словно большое и доброе, но в то же время безжалостное существо; немой великан, заселивший поля и равнины своими солдатами — деревьями. Разве сможет кто-нибудь, кому доводилось ночевать в безлюдном лесу, сказать что лес — это просто нагромождение деревьев и веток? Однозначно нет — у леса определённо есть душа. И если вам часто приходится быть в лесу добрым гостем, то в итоге вы становитесь друзьями. К таким друзьям лес проявляет повышенное внимание, одаривая вас своими щедрыми дарами. Лес напоит и накормит своего уставшего друга, даст искомое, укажет верный путь, не подпустит ночью зверя, а если и случиться будет встретиться человеку и хищному зверю — то они поймут друг друга и обойдут, не тронув, поскольку звери тоже зависят от леса.
— Вот слушай, Борис, — нарушил повисшее в машине получасовое молчание я, решив поделиться своими мыслями с другом. — Был такой случай: в одной деревне скупали грибы: приезжала машина, люди ставили весы, и платили за каждый принесённый килограмм грибов деньги. И вся деревня ходила в лес. И по краям леса уже можно было не ходить — всё вытоптали; много грибов приносили лишь те — кто уходил в чащи и лесные дали, самые сильные и выносливые. И случилось так, что одним из таких людей стал мой знакомый — товарищ, мы вместе помогали баню строить другу, там, на стройке, и познакомились. Звали его Вадим, и по сей день зовут наверно; в общем, был этот Вадим самым удачливым грибником, приносил больше всех, с каждым разом всё сильнее удивляя приёмщиков. На него даже ставки делали:
«Так, сколько у тебя? А, девять килограмм? Много? — Да нет, вот Вадим придёт — у того действительно много будет! Давай на полтинник замажем, что больше твоего принесёт?» — спорили приёмщики, в ожидании своего постоянного клиента.
И приносил, тридцать два килограмма лесного «мяса» однажды приволок, и как дотащил только?! Слагали о нем легенды приёмщики, завистники подозревали его в чёрной магии, а друзья считали его просто очень сильным по жизни мужиком. А где он ходит, в каких местах грибы ищет — он не говорил никому, всегда ходил один. За ним даже следить пытались — но всё было тщетно, через километр, два — его следы терялись и люди возвращались обратно, боясь заблудиться. Вот он мне и рассказывает случай:
«Иду по лесу, чащу преодолел, а за чащей лесок реденький, чистенький. Чаща — как барьер, через который не всякий пройдёт. А в леске том грибов видимо-невидимо, всё жёлтое, только успевай срезать. Срезал не все, только те грибы, которые через день-другой завянут и засохнут. Молоденькие «лисички» оставлял, и так с лихвой хватало. А к следующему разу они уже вырастали, в своё время пуская потомство, и без ущерба лесу, — говорит, — С полными вёдрами всегда выходил…»