Бунт невостребованного праха - страница 58
Она вынуждена была насиловать свою память и зубрить, заучивать наизусть попусту и пустое, то, что ей никогда не понадобилось и не могло понадобиться в жизни. Понуждала к зубрежке и привычка быть всюду и всегда первой, отличницей. Не из тщеславия, не ради повышенной стипендии, а потом и Ленинской стипендии, а по внутреннему непониманию того, как это она чего-то может не знать, что знают другие, что ей предписано, велено знать. Сказывалось и самолюбие. Как ни самоуглубленна она была внутренне, Надя видела, что студенческий мир куда более пестр и неровен, чем поселково-школьный.
Неравенство крылось и в статусе родителей, месте рождения студентов, в том, как они одевались и как говорили. Поселковая девочка, сама того не осознавая, мстила им. Их происхождению, рождению, образованности и городской нахватанности. Отвергая их снобизм, она невольно культивировала в себе снобство еще большего пошиба, с головой закапываясь в науку, учебу. Она полюбила сам процесс учебы, что поднимало, возвышало Надю в собственных ее глазах и глазах сокурсников. Но активисткой она не стала, хотя ее и понуждали, втягивали в актив. Карьера Наде была не нужна. Она была выше и гораздо чище, чем о ней думали в институте.
Она с отличием закончила институт. К недоумению своего курса и ректората, отказалась от навязываемой аспирантуры. Наотрез также отказалась от весьма выгодного распределения в управление геологии края. Искланялась, оббила все пороги, чтобы ее отправили в самую глушь, к черту на кулички - в Читинскую область, нерчинскую Тмутаракань, на Акатуй и непременно в какой-нибудь загадочный Урик, о котором многие преподаватели слыхом не слыхивали, не подозревали, что он где-то есть. Девочка заблажила, заучилась - таково было их общее мнение, как и мнение сокурсников: излишнее усердие всегда наказуемо.
Исполнить ее блажь оказалось невозможным. Читинская область и вообще Прибайкалье, Дальний Восток обходились своими выпускниками-геологами. Надя потребовала свободный диплом, а так как он у нее был красным, она имела на это право. Спасая ее, зная, что это ей необходимо, чтобы отправиться на Акатуй, в Урик, ректорат отказал. Ее хотели пристроить где-нибудь у себя под боком, чтобы опять в скором времени, когда выветрится из девичьей головы дурь, призвать к себе в институт, в какую-нибудь заштатную экспедицию и геологоразведочную партию, шарашкину контору, разведываюшую и бурящую городской асфальт. Но положение ее было уже безвыходным. Все мало-мальски перспективные и привлекательные места были распределены. Выбора не было. Оставалась одна-единственная вакансия здесь же, в крае, такая захудалая и в таком захудалом, гиблом месте, что никто из курса не позарился оказаться там и навсегда похоронить себя. Надя согласилась: если уж не Урик, то она будет копать, рыть Родину изнутри, куда ни пошлют. И кто знает, может, и там что раскопает, разведает, откроет для души.
Надя ушла на разведку фосфоритов в так называемую сибирскую Швейцарию. И это поначалу грело ей душу. Лишь гораздо позже она просветилась. Народ падок на все иноземное, никогда не веданное им, считает отменной не землю, на которой живет, а призрачное и несуществующее Беловодье, где хотелось бы жить. И своя Швейцария есть в каждом самом забытом Богом и людьми районе. Это и есть наш патриотизм, поперед которого бежит отрицание и проклятие. Все мы больше склонны не жить, а придумывать себе жизнь.
Но край, в котором она очутилась, оказался действительно благодатным. Швейцария без дураков и обмана, хотя и без швейцарцев. С горами, горушками, тайгой и медведями. И в каждой из этих горушек сокровища несметные: самородные железо и медь, золото, уголь, бокситы, фосфориты. В общем, всякого жита по лопате. Как раз в этом и таилась беда. Всего по лопате и ничего сверх нее. А район промышленно не освоенный, до ближайшей железной дороги сотни и сотни верст, в тайге же дорог никаких, только звериные тропы да так называемые улусы в две-три курных избушки, заимки, самые цивилизованные селения - Сиблаги, и те одни частично, другие полностью, наверно, временно пустующие. Надину Швейцарию не так уж давно амнистировали. С жильем проблем не было, как и с работой. Где и что ни прикажи Родина, рыть, разведывать, открывать, - всюду целина, хотя именно в этом она крупно сомневалась. Собственно, разведывать и открывать было нечего. Сибирская Швейцария, оказывается, давно уже была разведана и открыта от гор до согры - сибирского болота, того, что создатель в них упрятал. Промышляющие охотой аборигены, обезличенный, звенящий кандалами каторжный люд, безымянные неуемные первопроходцы, вековые искатели сказочного Беловодья знали назубок, где и что лежит, где можно взять медведя, промыслить белку, набрать горячего камня для обогрева, железа для ножа, намыть золотишка. Все уже было найдено. И часто получалось так, что там, где они проявляли самостоятельность, начинали искать одно, находили совсем другое. И это другое, на поверку оказывалось, давно было найдено, только забыто, никому не нужно, и было лишь достоянием памяти живущих здесь людей, а иногда и геологических архивов прошлого еще века.