Бунт невостребованного праха - страница 78
А бабочки уже наседали на Германна. Ни одна из них еще по-прежнему не коснулась его тела, но ему казалось, что они уже расселись на нем. Всем телом он уже чувствовал щекочущее прикосновение паутины их лапок. И еще было чувство: ни в коем случае не допустить, не дать сесть ни одной бабочке на голову или грудь. И он не позволил этого ни одной бабочке. Германн побежал сломя голову, и так, как никогда не бегал в жизни. Это было смешно, нелепо, похоже на какой-то дурацкий сон, но он бежал, убегал от бабочек. И позднее все это вепринималось как сон, так бы, наверно, и осталось в памяти, как жуткое наваждение, если бы на следующий день с ним не приключилась беда. Две белых бабочки все же догнали Германна и умудрились сесть на его левую руку. Он сорвал и отбросил их все еще на бегу и уже довольно далековато от кладбища. Сбросил их наземь, растоптал, испытывая одновременно омерзение и непонятную, щемящую сердце тоску. А на следующий день сломал ту самую левую руку, и в том же месте, где ее касались бабочки, и пережил заново все случившееся с ним вчера.
Вот почему Германн никогда и никому не рассказывал о том, как погибли его друзья, как он справлял их сороковины. Никто ему все равно никогда не поверил бы. Все ведь вокруг были атеисты, а любая мистика, а тем более что-то связанное со сверхъестественными силами, вызывали только насмешку и издевательства. Не поверила бы, он чувствовал это, и Надя. Она, по его мнению, была выше всех этих бабских забабонов, хотя бы потому, что явилась перед ним в небе.
Самолет пошел на посадку. Белой бабочкой прорвался сквозь саван низколежащих облаков. Вынырнул из их рваной серой пелены, хотя та, казалось, и не хотела его отпускать, сгустками, комками и клочьями цеплялась за крылья, фюзеляж, окно иллюминатора. И было полное ощущение, что самолет скользит по вершинам осеннего голого леса, даже скрежет ветвей слышался. Но сам самолет уже был на свободе, отринув остатки облаков, вырвался на солнечный прогал, черной тенью заскользил над зеленой травой аэродромного поля. И опять сверху земля казалась такой продуманно обустроенной, упорядоченной и очень надежной.
По бортовому радио объявили, что стоянка продлится час. Пассажиров попросили покинуть самолет.
- О посадке сообщат дополнительно. Следите за объявлениями в аэропорту...
На душе Германна скребли кошки. Его уже тяготило присутствие рядом красивой попутчицы, вынужденность лететь с ней вместе и дальше. Он видел и понимал, что очень уж разные они люди, и если бы пришлось брать ее в жены, ни за что не взял бы. Потому он решил и порознь с ней покинуть самолет, порознь скоротать и час в аэрпорту. Но Надя неожиданно вцепилась с него, взяла за руку сразу же по выходе из самолета. Он обреченно подчинился ее руке.
- Что-то мы очень скорбно начали наше знакомство.
- Да, - скорее из необходимости, чтобы не выглядеть совсем уж глупо, поддакнул он ей. - Невесело...
- Ну вот и согласие приходит...
Она требовательно взглянула на него, подталкивая к продолжению фразы. А у него не было желания продолжать. Зачем? Ведь еще каких-то пару часов и все останется позади, все кончится и забудется. Он уже на земле, в промежуточном аэропорту, прощался с ней. Но Надю, по всему, это не устраивало.
- Вы все же будете разговаривать со мной?
- О чем? - невольно поддался ей и улыбнулся Германн.
- О чем-нибудь приятном.
- Но нету, нету у меня ничего приятного для вас... и для себя тоже.
- Почему и для себя тоже?
- Не знаю.
- Ну что же, спасибо и за это, - сказала Надя. - Вы очень искренни и непосредственны. И за это вам все прощается. А я хочу, почему-то вот очень хочу, чтобы со мной сейчас говорили, чтобы кто-нибудь меня сейчас заговорил. Грустно, тоскливо. Пойдемте выпьем кофе.
С этого кофе все и началось. У буфетных стоек аэропорта его продавали в плохо промытых зеленоватого оттенка граненых стаканах. И сам кофе был зеленовато-серым, с плавающими в нем ошметками чего-то коричневого. И они долгое время дрейфовали от буфета к буфету, обходя навалом лежащие на полу баулы и чемоданы, переступая через ноги устроившихся здесь же их владельцев, пока не подобрались к ресторану. У зелено семафорящей вывески остановились, посмотрели друг на друга, и уже Германн подхватил Надю под руку и повлек в зал.