Буратинко - страница 3
- Вот. Этот бери. Тот затупился просто. И поторопись, скоро перемена уже.
С новым рубанком дело и правда идёт гораздо легче. Вскоре ножка от стула готова. А там и вторая.
Всё это время он искоса поглядывает и на Савельича, что сидит за массивным зеленоватым столом и наблюдает за классом, и на таинственную запертую дверь.
Звенит звонок. Мастерская пустеет. Класс рядком - с Савельичем во главе - двигается в сторону столовой. Возле гардеробной Костя незаметно отделяется от остальных. Дверь в мастерскую не заперта и он оказывается внутри. Игнорируя запах стружки, он - медленно и неуверенно - крадётся к той самой двери. Ботинки при каждом шаге липнут в слоях стружки. В мёртвой тишине янтарная деревянная дверь ещё более зловещая, чем раньше.
Глаз неуверенно приближается к тёмному зловещему отверстию. Костя старается не издавать ни звука. Он даже не дышит.
Лампочка теперь не горит. Темнота такая, что хоть глаз выколи. От такого сравнения становится не по себе. В памяти снова всплывает тот ржавый гвоздь... Костя из о всех сил напрягает зрение и пытается понять хоть что-то, но ничего не выходит. Видны лишь слабые очертания - но и только.
А ещё что-то шуршит.
Костя прислушивается. Кажется, что там что-то перетаскивают.
- Папанька мной будет доволен.
Сердце в груди бахает словно пушка, Костя тут же отскакивает. И в этот момент на плечо ему ложится чья-то цепкая рука...
- Курчинский, ты чего тут?
Худое и впалое лицо Савельича теперь бледное как мел. Цепкие пальцы трясутся.
Пока Костя пытается наконец обрести контроль над онемевшими и пересохшими губами и вымолвить хоть что-нибудь, но за спиной раздаётся:
- Папанька пришёл! Паранька пришёл! Ура! Папанька, ты принёс? Папанька, ты мне куколку принёс?..
Грязные пальцы вдруг сильнее впиваются в плечо.
- Курчинский, ты это...
Пальцы разжимаются. Савельич дёрганной походкой идёт до двери. Закрывает её. На ключ! Потом убирает ключ в карман. Медленно подходит к столу - словно бы чего-то выискивая, - возвращается назад. В это время Костя уже может говорить:
- Савельич... То есть Игорь Павлович, я тут это... Я телефон забыл, вот и вернулся за ним.
- Ааа, телефон, - говорит хриплый голос.
- Папанька, папанька, папанька!..
Костя ощущает вдруг на своём запястье больнючую хватку.
- Пойдём, Курчинский, пойдём.
- Игорь Павлович...
- Пойдём, Курчинский. Сюда, Курчинский.
Ноги почти не слушаются. Они оказываются в соседнем помещении. Тут очень мало свободного места. Всё забито хламом под потолок: старые парты, доски, бруски, инструменты, неудавшиеся подделки. Вот даже его "троешная" столешница проглядывается. Свет из окон почти и не виден. Всё погружено в слабый полумрак.
- Сядь, Курчинский.
Ноги сами подгибаются возле табурета.
Трудовик оказывается за потрёпанной - советской ещё - партой напротив. Длинные руки его тут же тянутся куда-то к ящику...
- Игорь Павлович, не надо, я никому не скажу...
На свет появляется бутылка водки. С грохотом она опускается на осыпавшуюся зелёную краску.
- Папанька, ты куда ушёл?! Ты где?!..
- Игорь Павлович.., - слёзы сами скатываются по щекам. - Я ведь это... Я ведь за телефоном только... Я никому, честно...
Гранённый стакан пустеет за секунду. И снова полнеет.
- Об этом знать никому не положено, Курчинский. Ты ведь понимаешь, да?
Три поспешных кивка.
- Да, да. Да я и никому...
- Хватит. На вот...
Трудовик было придвигает стакан и к Косте, но быстро одумывается и сам опустошает его. Снова за секунду. Теперь бутыль наполовину пуста.
Затем он подносит к носу рукав - вонючий от опилок, - занюхивает.
- Вот ведь, ж... Ситуация... Сорвался всё-таки... Мда-мда... Мда. Нельзя мне пить, Курчинский. Понимаешь? Нельзя.
- Из за болезни?
- В какой-то степени, - не весело ухмыляется он. - Дар у меня, понимаешь?
Костя торопливо вертит головой.
- Не понимаешь, значит. Да и откуда тебе понимать? Дар мне от бабки ещё достался. Она у меня ведуньей была - к ней вся деревня лечиться ходила. Из столицы даже приезжали - было дело - вот...