Бурелом - страница 14

Поднялся он на ноги через неделю. Приходил Красиков. На прощанье сказал:

— Поправляйся, поедем на Тобол. Ставить вальцы на мельнице Первухина.

Был Прохор. Рассказал сельские новости и в конце добавил:

— Феврония уехала в Камаган на другой день покрова. Не стала гостить у отца. На ярмарке купить кое-что остался Изосим. Говорил я с ним. Как поправишься, сулился заехать за тобой, увезти обратно в Камаган. Так наказывала Феврония.

— Нечего мне там делать. — Василий свел брови. — Поправлюсь — поеду с Кириллом Панкратьевичем на Тобол.

— У Сорочихи игрища начались, — заявил после короткого молчания Прохор. — Сходим?

— Потом как-нибудь.

Во время болезни заходила Глаша. Андриан со старухой были в это время у соседей.

— Ой, тяжко мне, Вася. Божий свет без тебя не мил, — припадая к Василию, заговорила взволнованная Глаша.

— Потерпи маленько. Вот поправлюсь — и что-нибудь придумаем, — начал успокаивать ее Обласов. — И мне тоже нелегко, — гладя ее руку, продолжал он.

— Невмоготу стало жить у Сычевых. Свекор приставать стал.

— А Савелий что? — приподнялся на локте Василий. — Ты говорила ему?

— Да чо говорить. Он, как слепой, ничего не видит, не замечает.

— Сама отвадь Лукьяна.

— Так и сделала. Стукнула его раз железным пестиком, а, наутро ушла к родителям. Но боюсь я Лукьяна, — вздохнула Гликерия.

— Ничего, мы с Прохором подкараулим и дадим ему мялку. Ишь, старый кобель, — уже зло произнес Василий.

— Выздоравливай. — Поцеловав его на прощанье, Глаша вышла.

То, о чем рассказывала Гликерия, случилось незадолго до праздника. Савелий уехал в соседнюю деревню с утра — посмотреть выездную лошадь у писаря, а если поглянется, то и купить. Вечером Гликерия, управившись со скотом, ушла в свою горенку и стала готовиться ко сну. Разделась, погасила лампу и улеглась в постель. Только стала засыпать, как из смежной комнаты донеслись чьи-то осторожные шаги. Гликерия притворилась спящей. Было слышно, что кто-то крадучись вошел и остановился возле кровати. Приоткрыв глаза, Глаша увидела свекра. В длинной рубахе до колен, со всклокоченными волосами и бородой, с расстегнутым воротом, через который была видна грудь, покрытая густыми с проседью волосами, Лукьян был страшен.

Он стал медленно стягивать одеяло с полуобнаженной снохи.

— Полежу маленько с тобой. Не бойся. — Лукьян сделал попытку лечь на кровать.

На какой-то миг Глаша оцепенела, затем очнулась, резким движением оттолкнула свекра, вскочила на ноги и нагнулась к стоявшей под кроватью чугунной ступке, выхватила пестик и отпрянула в угол. Лукьян шагнул к ней.

— Глашенька, все отдам, только приголубь, не супорствуй. — Свекор сделал еще шаг. — Хозяйкой будешь в доме. Да и сама знаешь, что Савка только по названию тебе муж.

— Не подходи! — задыхаясь от волнения, Глаша подняла чугунный пестик над головой. — Убью!

— А-а, что с тобой разговаривать! — Лукьян подался корпусом вперед и прижал сноху к стенке. В тот же миг почувствовал сильный удар в плечо. Отпрянул. — Я тебя допеку, так дойму вас обоих с Савкой, что жизни не возрадуетесь. — Лукьян затрясся от душившей злобы.

— Хвали бога, что по башке тебя не треснула, старый кобель. Уходи.

Озираясь с опаской на сноху, Лукьян, сделав несколько шагов к двери, остановился.

— Я тебе припомню, все-е припомню, — погрозил он. — Ты у меня запоешь, голубка, не своим голосом.

— Иди-иди, не стращай, а то стукну еще раз.

После ухода свекра Глаша закрыла дверь на крючок и всю ночь не могла сомкнуть глаз. «Что делать? Лукьян не даст житья в доме. Рассказать Савелию? Едва ли поверит, да и против отца не пойдет. Уйду к родителям», — решила она. Утром собрала свои пожитки в узел и ушла из сычевского дома. За воротами ее нагнал Нестор.

— Ты куда это, Глаша, собралась?

— Спроси своего отца. Он знает, — бросила на ходу Гликерия и прибавила шагу. Разве могла она рассказать ему, что произошло ночью?

На другой день, вернувшись из деревни, Савелий узнал об уходе жены. Кинулся к избе тестя.

— Я на тебя не в обиде. Как был ты мне муж, так и остался, но в дом ни в жисть не пойду, — решительно заявила Глаша.

— Ты хоть расскажи мне толком, почему ушла, что за притча?