Бурелом - страница 8

— Скоро вы,там?

— Заканчиваем, — отозвался Красиков. — Закрепим барабан — и все будет готово.

Ждать пришлось недолго. Наливая водку в стакан, Феврония сказала машинисту:

— Кирилл Панкратьевич, ты ведь у меня на молотьбе главный. Что скажешь, то и будем делать. Давай выпей для начала.

Красиков принял стакан.

— Что намолотим, не проглотим. За ваше здоровье, Феврония Лукьяновна.

— Пей, — уже сухо отозвалась хозяйка. Присказка Красикова ей была не по душе.

Настроение Февронии поднялось после выпитой рюмки. Она налила мужикам по второму стакану, не забыла и себя. Стало шумно.

— Раскрасавица ты наша, — приподнявшись на колени, заговорил один из косотурцев. — В жисть тебя не забудем. Скажи: оставайтесь, мужики, молотить у меня, — останемся.

— Нет. Вот вам расчет, и поезжайте с богом, — вынимая деньги, сказала Феврония. — На молотьбе останутся только машинист с Василием.

— А ты меня спрашивала? — захмелевший Василий отодвинул пустой стакан.

— И спрашивать не буду. Задаток дала Андриану. Будешь жить у меня до покрова.

Василий опустил голову. Против отца не пойдешь. Да и дома нужда. Куда денешься? Стараясь заглушить горечь в душе, Василий налил полстакана и выпил залпом.

— Вот это дело, — уже весело сказала хозяйка и обратилась к косотурцам: — Лошадь, на которой Василий вез вал, отведите обратно к моему отцу. Через неделю приезжайте за машиной. Поди, отмолотимся к тому времени? — обратилась она к Красикову.

— Как погода. Если постоит ведро, управимся.

— Чуете, мужики?

— Ладно, приедем.

— Завтра с утра пригоню народ на молотьбу. Поехали, — повернулась она к Василию.

Парень неохотно поднялся на ноги и пошел к лошади, на которой приехала Феврония. Отвязал повод и взялся за вожжи. Когда люди и ток скрылись из вида, Феврония потянула Василия за рубаху:

— Садись рядом со мной, а то свалишься с сиденья. Выпил ты изрядно.

Василий молча пересел в коробок. Хозяйка взяла от него вожжи и свернула с дороги на луг.

— Ты куда это?

— Посмотрю шалаш для косарей. Там с лета оставались грабли, а они теперь нужны на молотьбе. Да и сено попутно погляжу.

Привалившись к спинке коробка, Василий откинул отяжелевшую голову.

— Поставь лошадь к стогу. Зайди в шалаш, посмотри, есть ли там грабли? — распорядилась Феврония.

Василий разнуздал коня и, бросив ему охапку сена, вошел в шалаш. Там было полутемно. Грабли лежали на месте. Обласов хотел уже выйти из шалаша, как у входа показалась Феврония. Стремительно шагнула к парню, обвила его шею руками и, целуя, начала мягко клонить к земле.

Вышли из шалаша в сумерках. Василий бешено гнал коня к заимке. Рядом с ним, придерживаясь за спинку плетенного из прутьев коробка, со счастливой улыбкой сидела Феврония.

Проснулся Василий, когда лучи солнца, проникнув через окно спальни, легли светлой полосой на пол, покрытый цветными половиками домашней работы. В переднем углу висело медное распятие, а на маленьком аналое лежала раскрытая, в толстом переплете из дерева и кожи, старинная книга.

Долго лежал с открытыми глазами. На душе было муторно. Вздохнув, опустил ноги с кровати. На подоконнике сидела сытая нездешней породы кошка и, поджав под себя пышный хвост, следила за мухой, которая билась о стекло. Василий перевел взгляд на распятие и книгу. «Богомолка», — невесело подумал он.

На ум пришла частушка:

Усмехнулся и стал одеваться. Вышел на кухню.

— А где хозяйка? — спросил он толстую пожилую стряпуху.

— Уехала раным-рано с народом на молотьбу. А тебе велела съездить к пастухам, увезти им мешок печеного хлеба. Они ведь, мухаметы, стряпать, кроме катышков в масле, не умеют. Как квашню завести, опару сделать — не мерекают, — зачастила стряпка. — Как спалось? — прикрыв лицо фартуком, лукаво посмотрела на Василия.

— Спал крепко. — Подставив голову под холодную струйку воды из рукомойника, он долго плескался.

— Садись за стол. Хозяйка тебе велела подать. — Вынув из шкафа небольшой графин водки, поставила пирог с рыбой. — Чай-то мы не пьем, не мирские. Хочешь молока или квасу принесу?

— Нет. — Василий выпил рюмку и принялся за пирог. Пить больше не хотелось.